Название: Воин
Автор: Шалот
Бета: Amergin
Фэндом: The Hobbit
Пейринг: Торин/Кили, Фили|Кили
Рейтинг: PG
Жанр: angst
Размер: мини
Предупреждения: никаких
...В подземельях лязг мечей становится в сто крат громче, чем на земле, и еще долго дрожит под высокими древними сводами звенящее эхо каждого удара.
Торин хмурится всякий раз, когда наблюдает за тренировками племянников.
Фили дерется как лев: без устали нападает, ловко орудуя сразу двумя мечами, дышит тяжело, но не загнанно. Он все время азартно, хищно склабится, обнажая ровные белые зубы, и ни на мгновение не сводит с противника зорких глаз. Он движется быстро и легко, он все еще так молод, что его силе и выносливости нет конца, а вот умению и мастерству владения оружием уже могли бы позавидовать даже опытные воины. Фили еще ни разу не доводилось участвовать в настоящей битве, но одного взгляда на то, как он управляется с мечами, хватит, чтобы понять: он почти уже готов.
Торин не из тех, кто с легкостью раздает похвалы, и все же, когда наставник Фили просит того сделать передышку, смотрит на племянника с одобрением. Но стоит ему перевести взгляд на Кили, как его и без того суровое лицо мрачнеет еще больше.
Наставник Кили однажды признался ему, что сломал голову, пытаясь подобрать для молодого принца подходящий вид оружия. Он обучал его биться и мечом, и секирой, и булавой, но ни с одним оружием Кили не удалось сродниться так, как его старший брат сроднился со своими мечами. В бою те кажутся смертоносным продолжением его рук, а вот оружие Кили всегда существует словно бы отдельно от своего хозяина. В конце концов, отчаявшись, наставник принца позволил времени решить, какое оружие тот изберет для себя, а пока на тренировках Кили бьется с одним мечом.
Для простого воина он сражается недурно. В учебных боях с другими такими же безбородыми юнцами он может запросто одолеть и двоих, и троих. Однако когда ему приходится биться против опытного воина, его раз за разом постигает неудача. Редко случается, что он может выбить оружие из рук своего наставника – а вот сам он остается безоружным гораздо чаще.
Торин не любит принимать участие в тренировках наследников, но иногда просит Двалина испытать их. «Не нужно их щадить», - негромко говорит он каждый раз, и Двалин отвечает ему коротким кивком. Ни одному из братьев пока не удалось обезоружить его.
Впрочем, Фили справляется неплохо. Он не знает устали и своими стремительными атаками порой доводит Двалина до изнеможения. Только хитрые боевые приемы помогают тому, наконец, выбить оба меча из рук старшего принца. С каждым разом Фили удается продержаться все дольше, и Торин про себя удовлетворенно отмечает, что племянник теперь все чаще полагается на ловкость и умение, нежели на свою неиссякаемую ярость. Он доволен успехами Фили, и все же пока не говорит ему об этом.
Кили в схватке с Двалином неизменно лишается меча спустя всего лишь несколько ударов. Упрямый как осел, какое-то время он еще пытается сражаться: заслоняется от ударов Двалина щитом, пока воин не выбивает из его рук и щит, затем выхватывает из-за пояса и из голенищ сапог короткие ножи, но те не слишком помогают ему.
Однажды Двалин, даже не потрудившись скрыть раздражение, признался Торину, что когда он обучает Кили, то чувствует себя так, словно с самого начала бьется с безоружным. В ответ Торин только скрежетнул зубами.
Кили тренируется как проклятый, до седьмого пота, машет мечом до тех пор, пока не устает настолько, что уже не может его поднять. Но ничего не происходит. Его наставник качает головой и разводит руками, а Торин изо всех сил противится горькому чувству разочарования и уговаривает себя подождать еще немного. Кили всему научится. Ведь он потомок Дурина – а значит, война у него в крови.
Проходит время, и, наконец, настает день, когда Фили, оставшись в поединке с Двалином с одним мечом, ловко выбивает топор из его рук. Оружие с грохотом и лязгом падает на каменный пол, и Двалин, усмехнувшись, отступает на шаг, выставив перед собой раскрытые ладони. Лицо Фили озаряет улыбка. Он опускает меч и, поддавшись внезапному порыву, хлопает Двалина по плечу, и тот отвечает ему тем же, словно они старые боевые товарищи, вместе прошедшие через сотню битв. А затем он отпускает плечо Двалина и оглядывается.
Торин кивает и улыбается ему.
Но наступает очередь Кили, и все проходит даже хуже, чем обычно. В первой же атаке Двалин лишает молодого принца меча. Эхо удара долго не затихает, оно звенит под сводами подземелья, а Двалин внезапно останавливается и опускает топор. Кили стоит перед ним, низко опустив голову, и нечесаные волосы почти полностью закрывают его лицо. Двалин со злостью отбрасывает топор в сторону, и от грохота Кили вздрагивает.
Когда он поднимает глаза, то видит прямо перед собой дядю. Лицо Торина искажено яростью и отвращением, он хватает племянника за волосы и пребольно дергает, притягивая к себе.
- Щенок паршивый! – зло цедит он так тихо, что его слова слышны только самому Кили. – Если ты не способен даже удержать меч в руках, я отправлю тебя пасти овец!
От стыда и унижения лицо Кили заливается краской, но он каким-то чудом находит в себе силы не отвести взгляд.
- Я разочарован в тебе, - так же тихо добавляет Торин и отталкивает его от себя.
Потом он разворачивается и уходит, Двалин, не раздумывая, направляется за ним, а к Кили, неподвижно стоящему посреди зала, тут же подходит брат. Он кладет ему руку на плечо и что-то говорит, но Кили его не слышит. Он лишь раздраженно сбрасывает его ладонь и уходит, не сказав ни слова.
Потом, уже поздно вечером, Фили находит его снаружи, у развалин полуразрушенной древней крепости на склоне горы. Кили стоит среди обвалившихся стен и метает короткие дротики в старую растрескавшуюся мишень. И хотя в крепости давно царят сумерки, все дротики попадают точно в центр.
- Кили, - зовет старший принц, приближаясь к брату.
- Он сказал, что разочаровался во мне, - не оборачиваясь, глухо говорит Кили. – Он считает, что я никчемный. Что я никогда не стану воином.
- Он не это имел в виду, - Фили качает головой и пытается дотронуться до плеча брата, но тот замечает его движение и отшатывается в сторону.
- Это Торин, - цедит он сквозь зубы. – И он сказал именно то, что хотел сказать.
Фили теряется и не знает, что на это ответить, а Кили бредет к мишени и выдергивает дротики из посеревшего дерева. Потом он возвращается, а Фили все стоит на том же месте, но Кили не прогоняет его. Он просто снова метает дротики в изрезанный и исцарапанный центр мишени, а потом вновь идет за ними.
Они возвращаются в подземелья лишь тогда, когда совсем темнеет, и оставаться снаружи вдвоем становится небезопасно. Кили идет впереди, а Фили бредет за ним и рассеянно думает о том, что даже в темноте его брат ни разу не промахнулся.
***
Проходит время, прежде чем Фили решается подойти к Торину со своей просьбой.
В горах рано наступила зима – все склоны покрыты сверкающим на солнце снегом, и только чернеют стволы деревьев, устремленные в прозрачное небо. Фили шагает рядом с Торином, а за ними идет Двалин.
Кили и его новый наставник ждут их в долине на условленном месте, где в отдалении уже установлена мишень. Приблизившись достаточно, чтобы разглядеть и ее, и колчан со стрелами за спиной у Кили, Торин резко останавливается, и Фили нервно смотрит на него, пытаясь понять, о чем он думает.
- Прошу тебя, дай ему шанс, - тихо просит он, но замолкает, стоит Торину бросить на него испепеляющий взгляд.
Торин подходит к Кили и тот почтительно опускает голову, но Фили, подошедший вслед за дядей, успевает заметить, как побледнел его брат.
- Знаешь, почему мы, гномы, недолюбливаем лучников? – спрашивает Торин, бросив неприязненный взгляд на стрелы, торчащие из-за плеча племянника. – Потому что лук – оружие трусов. Это эльфийское отродье стреляет из лука, а мы сражаемся в ближнем бою и видим глаза противника, кем бы он ни был.
Кили молчит и на этот раз не смеет поднять голову. Он понимает, что Торин имеет в виду: разумеется, гномы пользуются луком, как и эльфы сражаются на мечах, когда в бою появляется в том необходимость. Торин и сам прекрасно умеет стрелять, и это умение не раз спасало ему жизнь. Но лук и стрелы – вовсе не то оружие, которое гном выбрал бы среди остального добровольно.
Наставник Кили нервно переминается с ноги на ногу, с опаской глядя на своего короля, но тому, кажется, нет до него никакого дела. Все его внимание обращено на племянника.
- Дай ему шанс, - осторожно повторяет Фили, делая шаг вперед.
- Замолчи, - бросает Торин и вдруг говорит, обращаясь к Кили: - А ты – пошевеливайся.
Не в силах поверить в услышанное, Кили поднимает на него глаза, но Торин явно не настроен повторять дважды. На его лице написано раздражение и даже злость, но презрения в его глазах нет, и это немного успокаивает Кили. Он нарочно выбирает место как можно дальше от мишени и встает против солнца. Солнечные лучи режут и слепят глаза, но сейчас ему это только на руку. Чем больше у него будет препятствий, тем лучше.
Кили достает из колчана стрелу и натягивает тетиву. Ветра нет, и Кили кажется, что вся жизнь на склоне горы замерла. Он сощуривается и прицеливается. Стрела едва заметно дрожит, и он, чуть вытянув губы вперед, касается ими трепещущего оперения, чтобы остановить колебания. Странно, но когда он отпускает тугую тетиву, то совсем не думает ни о Торине, ни о том, как тот относится к стрельбе из лука. Все его мысли сжимаются в одну крошечную точку на наконечнике стрелы, который уже через мгновение впивается точно в центр мишени.
Кили замирает и молча ждет. Торин, сложив руки на груди, бесконечно долго смотрит, как дрожит и постепенно замирает вонзившаяся в дерево стрела.
- Продолжай тренировки, - говорит он, наконец, сухим тоном, разворачивается и направляется к входу в подземелья. Двалин на мгновение задерживает на Кили тяжелый задумчивый взгляд и следует за Торином.
Фили с улыбкой подходит к брату и хлопает его по спине, но Кили понимает: еще не время праздновать победу.
Теперь он тренируется еще дольше и яростнее, но Торин больше не наблюдает за его обучением, а вот Фили приходит каждый раз, когда находит время, хотя бы для того, чтобы издалека улыбнуться брату.
Стрельба по мишеням занимает большую часть тренировок, но Кили старается находить время и для меча. Он не признается в этом брату, но радуется всякий раз, когда Фили соглашается на учебный поединок, и они уходят вглубь горы, туда, где чадят факелы, и где никого не потревожит звонкое лязганье кованых клинков. Иногда Кили удается лишить брата одного меча, и тогда он злится и цедит, чтобы Фили не поддавался ему. Он и слышать ничего не хочет о том, что тот вовсе не думал поддаваться.
Впрочем, Кили все еще довольно часто сам остается без оружия. Иногда, в пылу поединка, лишившись меча, он бросается в рукопашную, словно забыв, кто перед ним. Фили реагирует мгновенно и отбрасывает оружие в сторону – и тогда они оба пускают в ход кулаки и самозабвенно бьют друг друга, пока один из них не окажется на лопатках.
Однажды Фили не успевает отбросить меч. Удар приходится по косой, да и Кили, благодаря своей ловкости, успевает отскочить и прикрыть лицо, но на его левой руке, от локтя до запястья, все же появляется порез. Потом Фили кричит и страшно бранится на брата за его горячность и неосторожность, но порез, к счастью, оказывается совсем неглубоким.
Тем вечером они долго сидят у огня и пьют эль. На стены ложатся причудливые тени, а пламя освещает лицо Кили мягким подрагивающим светом, и Фили украдкой любуется младшим братом. Фили хочется прикоснуться к его лицу, осторожно провести костяшками по скуле, потом скользнуть кончиками пальцев по шее, покрытой жесткой темной щетиной, и забраться ими за ворот синей рубахи. Но Кили стал колючим как еж и терпеть не может, когда к нему прикасаются, и поэтому Фили сдерживается и только сильнее сжимает в руке кружку.
- Как ты думаешь, Торин и правда ненавидит меня? – вдруг спрашивает Кили, немигающим взглядом уставившись на очаг, в котором танцуют языки пламени, а Фили протягивает руку и ерошит непослушные волосы у него на затылке.
- Глупости, - мягко говорит он и тут же отводит руку, потому что Кили морщится и хмурит темные брови вразлет.
***
Весной Торин впервые появляется на тренировке Кили. Тот замечает его издалека, когда с силой выдергивает стрелы из деревянных щитов. Прищурившись, он видит, как Торин говорит что-то его наставнику, и тот, поклонившись, поспешно удаляется.
Когда Кили приближается к Торину, тот смотрит на него, не отрываясь, слегка склонив голову к плечу.
- Я не ожидал тебя здесь увидеть, - сдержанно признается Кили, когда подходит к нему достаточно близко, чтобы говорить, не повышая голоса.
- Я пришел, чтобы убедиться, что ты совершенствуешься в своем мастерстве, - сухо отвечает Торин. – Но, к своему сожалению, я нашел лишь, что твоя техника все еще оставляет желать лучшего. Если уж ты выбрал лук, ты должен хотя бы научиться правильно с ним обращаться.
С этого дня он вновь появляется почти на каждой тренировке племянника. Иногда с ним приходит Двалин, и Кили удивлен, но готов поклясться, что часто замечает одобрение в глазах воина.
Торин же неизменно бранит его каждый раз: за то, что он сутулится, за то, как ставит ноги и как держит руки. Он бьет Кили по пояснице, заставляя выпрямиться, и сам отводит его локоть назад и вверх, когда учит правильно оттягивать тетиву. Он говорит, что Кили нужно слишком много времени, чтобы достать стрелу из колчана. «Когда ты окажешься в настоящем сражении, у тебя не будет этой лишней секунды», - говорит он, и Кили порой только и делает, что часами выдергивает стрелы из-за спины.
Торин заставляет его стрелять по движущимся мишеням, стрелять в прыжке, стрелять с поворота – и всякий раз сам показывает, что Кили должен сделать. Что-то получается у молодого принца быстрее, на что-то нужно время, но Торин терпелив и упрям и требует того же от Кили, и порой тот целыми днями повторяет одно и то же упражнение, доводя каждое движение до совершенства.
Однажды Торин говорит ему, что настоящий лучник должен уметь сам изготавливать стрелы. Он ведет племянника в мастерские, и они долго петляют там, в дыму и копоти, пока Торин, наконец, не находит какого-то старика с сильными руками и добрыми серыми глазами. Увидев перед собой своего короля, тот склоняется в глубоком поклоне. Кили тем временем разглядывает оружейника с изумлением: удивительно, как у такого почтенного гнома может быть короткая, словно у юнца, борода. Торин хлопает старика по плечу и замечает, что тот в свое время был одним из лучших лучников среди гномов и храбро сражался еще у врат Мории.
Кили каждый день приходит в мастерские, и там постигает науку изготовления стрел, не таких легких и изящных, как эльфийские, но куда более опасных. Наравне с остальными учениками старого оружейника Кили, обливаясь потом, кует острые наконечники, смертоносные, точно жала. Тяжелые молоты грохочут по наковальням, от жара печи на лбу выступают крупные капли пота, но Кили только сжимает зубы и утирается грязным рукавом рубахи.
За весной приходит лето, и склоны Эред Луин оживают и покрываются густым ковром изумрудной зелени. Между деревьями бегут, извиваясь, звонкие ручьи, а в кронах щебечут птицы. Дни сменяют друг друга, и, когда теплое дыхание июня, наконец, проникает в шахты, старый оружейник ведет Кили на поверхность, одной рукой опираясь на его плечо. Склоны гор освещает яркое солнце, и учитель с учеником спешат поскорее укрыться среди деревьев. Там они долго идут вдоль ручья, и тишину нарушает лишь журчание воды, бегущей по камням.
- Ты быстро освоил азы ремесла, Кили, - говорит оружейник. – И теперь, смею надеяться, понял, какую великую ценность представляет каждая стрела. Когда настанет время сражаться, не расходуй их понапрасну, бей точно в цель, а после битвы, если только будет такая возможность, вернись за каждой стрелой, какую сможешь найти.
Кили рассеянно кивает, представляя огромное поле, заваленное телами убитых и раненых, среди которых в поисках оружия, как призраки, бродят живые. Он слышал множество песен о великих сражениях прошлого, но в детстве их финал представлялся ему совсем иначе. Кили представляет, как это – выдернуть стрелу из запекшейся раны убитого врага, и поражается тому, как наивен он был.
- Бывает, что лучник лишается всех стрел и не может вернуться за ними, - продолжает старик. – Поэтому он должен уметь сделать их из того, что найдется под рукой. Этому я отныне и буду тебя учить.
Он показывает Кили, как замерять подходящую длину стрелы, какие ветки следует выбирать для изготовления древка, как их обтесывать и какой нож лучше для этого использовать. Он учит его надежно приматывать к древку наконечник, плести петли и вязать узлы. А однажды он достает из-за пояса маленький флакончик и протягивает его Кили.
- Вот, возьми, - говорит он. – Это масло, чтобы смазывать древко. Грош цена будет твоим стрелам, если они рассохнутся и растрескаются после первого же ливня.
Сложнее всего Кили дается изготовление оперения. Он никак не может расщепить перо так, чтобы необходимая ему нижняя часть осталась на тонком стержне. Он часами возится с острым ножом и то и дело царапает себе пальцы, но на этом трудности не заканчиваются. Примотать к древку оперение оказывается сложнее, чем наконечник. Перья все время норовят сломаться в неловких руках, и Кили краснеет от злости, но упрямо делает все новые и новые попытки, и так порой проходят часы, а у его ног только растет горка сломанных перьев.
Тем не менее, со временем у Кили начинает получаться все лучше и лучше, и вот однажды старый оружейник берет в руки его стрелу, осматривает ее со всех сторон и одобрительно усмехается – и тогда лицо Кили озаряет широкая улыбка.
Вечером того же дня он, наконец, решается задать старику так долго мучивший его вопрос.
- Что случилось с моей бородой? – переспрашивает оружейник и хохочет, а Кили заливается краской, чувствуя себя последним дураком.
Отсмеявшись, старик усаживается напротив Кили.
- Мне следовало объяснить тебе раньше, мой мальчик, - говорит он, внезапно посерьезнев и нахмурившись. – Но я думал, ты все понимаешь. Видишь ли, взяв в руки лук, воин лишает себя возможности носить бороду, ибо ничто не должно мешать точности выстрела. Думаю, это одна из главных причин, почему среди нас так мало лучников.
Кили растерянно смотрит на учителя, только теперь осознав, на что он себя обрекает.
- Прости, - старик разводит руками. – Но, подумай, Кили, не лучше ли стать лучником, разящим без промаха, таким, что мог бы стать правой рукой своего командира, чем провести всю жизнь в тени других воинов, более искусных с мечом, чем ты? Не позволяй гордыне взять над тобой верх, мой мальчик. На поле боя ей нет места.
Видя недоверие, с которым смотрит на него Кили, оружейник качает головой.
- Воину должно сражаться тем оружием, которым он владеет лучше всего, и которым в битве сразит большее число врагов. Ты – прирожденный лучник, Кили, - говорит он, улыбаясь. – Ты ловок и быстр, а твои глаза зорче, чем у многих других гномов. Если когда-нибудь твой дядя, наш славный король, отправится к Одинокой Горе, чтобы вернуть наш дом, каждый воин, что пойдет с ним, будет цениться на вес золота.
Кили знает, что старик прав. Торин никогда не терял надежды вернуть Эребор и его сокровища, но прежде он был слишком озабочен судьбой своего народа, вынужденного скитаться по миру. Кили почти не помнит тех лет, но сам Торин их никогда не забудет. Как только его народ обрел пристанище в Эред Луин, Торин почувствовал, что пришло время потребовать назад то, что было отнято у них. На памяти Кили он уже несколько раз собирал гномьи кланы на переговоры, но найти союзников так и не смог.
- Боюсь, немногие последуют за ним, - продолжает старик. – Но даже среди верных, как ты думаешь, Кили, сколько среди них будет лучников?
Кили молчит, понимая, что это вопрос не требует ответа. Он все еще сомневается и, наверное, еще долго будет сомневаться. Нелегко будет смириться с необходимостью всю жизнь брить бороду на потеху другим гномам. Кили представляет, как они с Фили будут бок о бок сражаться за честь их дяди и короля, и с годами Фили станет похож на героев древних песен, а он, Кили, так и останется безбородым, словно мальчишка-подмастерье.
- Мне кажется, дядя презирает меня, - тихо говорит он неожиданно для самого себя, и старик печально улыбается, глядя на него своими добрыми глазами.
- Это вовсе не так, мой мальчик.
Кили не верит ему, но в душе очень хочет верить – и потому не спорит.
На тренировках Торин все так же держится с ним подчеркнуто отстраненно. И если неудачи Кили хотя бы вызывают у него раздражение, то все остальное время он просто молча наблюдает, сложив руки на груди. Его равнодушие унижает Кили, и порой тому очень хочется сделать что-нибудь не так, просто чтобы рассердить дядю и привлечь его внимание. Тогда он промахивается назло Торину, и тот злится на него по-настоящему. В такие минуты он заставляет Кили вытянуть руки ладонями вниз, выхватывает из его колчана стрелу и с силой бьет его по рукам. На одной из таких тренировок Двалин отводит Торина в сторону, и, несмотря на то, что он старается говорить как можно тише, Кили слышит его слова.
- Ты знаешь, я и сам одобряю разумную суровость с учениками, но не кажется ли тебе, что ты слишком жесток с ним? Он все же твой племянник. И он делает все, что ты ему говоришь – ты же сам видишь.
- Ты прав, - отвечает Торин и, оглянувшись на Кили, старательно делающего вид, что он не слышит их разговор, добавляет: - Но именно потому, что он мой племянник, я вынужден требовать от него много больше, чем от всех остальных воинов. И, поверь, это не всегда легко.
Услышав это, Кили невольно замирает и чувствует, как сильно колотится в груди сердце.
***
В середине лета Торин уезжает куда-то и не появляется в горах до самой зимы. Вместе с ним уезжают братья Балин и Двалин. В горах шепчутся, что Торин вновь затевает поиски союзников, чтобы вернуть Эребор. Кили наблюдает и слушает – и с ужасом понимает, что никто во всей их подземной крепости не относится к этой затее всерьез.
Дни в Эред Луин сменяют друг друга, а от Торина не приходит ни одной весточки. Зажатый в стальных тисках молодости, Кили бесится от бессилия и кажется самому себе запертым в клетке зверем. Чтобы не думать о том, что с дядей что-то могло случиться в пути, он изводит себя тренировками. Вечерами он до самого захода солнца бродит по склонам гор, ощущая за спиной ставшую уже такой привычной тяжесть колчана.
Фили не пытается с ним заговорить, но отчего-то смотрит с сочувствием, и Кили это злит, ведь ему не нужна ничья жалость.
Он засыпает уставшим и измотанным, а по ночам ему снятся странные, душные, липкие сны. В них гремят топоры, и свистят стрелы, в них льется кровь, и пахнет железом и гнилью. В них Торин, у которого нет еще ни одной седой пряди, кричит «Дубекар!», и ему вторят тысячи голосов, и земля содрогается от их общего крика. Кили снится, как он сам идет по полю, спотыкаясь о трупы, и выдергивает стрелы из глоток, животов и сердец. Одни выходят из мертвой плоти легко – с другими, что вошли глубоко под кости или застряли в узлах сухожилий, приходится повозиться.
Бывает, Кили просыпается посреди ночи, тяжело дыша, и смотрит на свои ладони – и в первое мгновение, когда сон еще не совсем оставил его, ему кажется, что по его рукам стекает кровь.
Он забывает эти сны, и чем они страшнее, тем быстрее стираются из памяти.
Торин возвращается только тогда, когда вместе со снегом в горы приходит привычная прохлада. Он мрачен и угрюм и не желает никого видеть. Двалин тоже первые дни ходит чернее тучи, опасно бряцая оружием, а Балин на все расспросы о переговорах только вздыхает и качает головой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: помощи не будет.
Кили не признается себе в этом, но он скучал по Торину. Ему хочется подойти к нему и взять его за руку, как в детстве, давным-давно, когда Торин все еще был для него просто дядей, а не королем. Кили украдкой наблюдает за ним из-за колонны, а потом закрывает глаза и силится вспомнить, каково это – держать его за руку. Когда он был ребенком, ладони Торина казались ему огромными. Это были ладони самого сильного воина на свете, и Кили мечтал, что станет таким же, когда вырастет, и что у него будут такие же ладони – прохладные и сухие, шершавые от меча и холодного ветра.
Торин был главным героем его детства – ни один легендарный король в глазах Кили не мог сравниться с его родным дядей. Он всегда восхищался Торином – восхищается и теперь. Наверное, именно поэтому он так жадно ловит каждое слово Торина, так ждет его одобрения и ценит на вес золота каждую его похвалу.
Кили хочется расспросить Торина о переговорах и самому рассказать обо всем, что произошло в его отсутствие в Эред Луин, хотя произошло-то не так много, разве что мастера-оружейники изготовили для него новый лук, взамен прежнего, а еще он несколько раз вышел победителем в поединках с Фили. Ему хочется поскорее показать Торину свое умение, но он терпеливо ждет, когда тот сам заговорит с ним об этом. Сильнее всего Торин сердится на него, когда он становится навязчивым – это Кили усвоил давно.
Поэтому он ждет. Ждет до тех самых пор, пока однажды утром Торин не посылает за ним слугу. Запыхавшийся мальчишка говорит, что король будет ждать его на стрельбище.
Кили старается идти как можно быстрее, чтобы не заставлять Торина ждать, но когда он спускается в знакомую долину, то видит, что Торин, а вместе с ним и Двалин, уже там.
Они с дядей приветствуют друг друга кивками, и Торин без лишних слов приказывает ему стрелять в дальнюю мишень. В узкой долине завывает ветер, и Кили, пытаясь определить его направление, напряженно смотрит, как покачиваются ветви деревьев.
Затем все происходит быстро. Одну за другой он выхватывает из колчана три стрелы – и вот они уже со свистом рассекают морозный воздух и впиваются в центр мишени. Кили оглядывается на своего короля, ожидая увидеть в его глазах одобрение, но лицо Торина остается таким же бесстрастным.
- Что ж, тебе и раньше было не отказать в меткости, - сухо говорит он. – А вот над скоростью все еще надо работать. Слишком долго, Кили, ты слишком долго думал.
Кили хочется ударить его. Он медленно опускает лук и сжимает его с такой силой, что перекрученная тетива обжигает кожу. Колчан вдруг кажется ему непосильной ношей, от которой хочется немедленно избавиться. Он представляет, как скинул бы его на землю, а поверх швырнул бы лук, но не может этого сделать. Ему слишком долго внушали, что наследник рода Дурина должен быть стойким и ценить свою честь превыше всего остального.
В ушах у него шумит кровь, он опускает глаза и потому не видит, как Двалин хмуро смотрит на Торина, насупив брови.
- Дай мне стрелу, - вдруг приказывает Торин, и Кили нехотя подчиняется.
Протягивая дяде стрелу, он ожидает услышать новые упреки. Нахмурившись, Торин осматривает древко, ощупывает обмотку оперения, осторожно проводит пальцем по наконечнику и, наконец, хмыкнув, возвращает стрелу Кили.
- Твоя работа? – спрашивает он.
- Да.
Торин вдруг усмехается и хлопает его по плечу. Эта скупая похвала греет сердце лучше всяких слов. От неожиданности Кили не знает, что сказать, и только как дурак смотрит на Торина во все глаза. И даже когда тот уходит, Кили кажется, что незримый отпечаток его широкой ладони все еще лежит на его плече.
***
Снаружи беснуется метель, и завывают ветры, но в подземельях никто не обращает на них внимания, и только у врат, прислушавшись, можно различить доносящийся с поверхности неясный тревожный гул.
Зимой гномы Эред Луин редко покидают шахты и почти никогда не спускаются в долину: нечего там делать. Оттого Кили невольно чувствует себя одиноко всякий раз, когда отправляется на стрельбище. Минуя дозор у врат, он выходит на поверхность, и сильный порыв ветра, налетевший из ниоткуда, отвешивает ему хлестких морозных пощечин.
Иногда метель поднимается такая, что тренироваться становится невозможно, и тогда Кили просто бродит по склонам, удивляясь тому, как зима меняет все вокруг. Порой он не узнает тропинок, которые исходил летом, и, только вернувшись в подземелья, понимает, что был на том самом месте, где старый оружейник учил его обстругивать ветки для стрел, или где он в августе подстрелил сову, или откуда он глазами провожал небольшой отряд Торина, когда тот отправлялся на очередные переговоры.
Однажды Торин сварливо замечает, что лучше бы он тренировался на мечах, чем слонялся без дела. Кили не смеет ослушаться и только просит Торина позволить Фили обучать его.
- Ничего хорошего из этого не выйдет, - ворчит Торин. – Глупый мальчишка, неужели не понимаешь, что он твой старший брат, а значит, будет тебе поддаваться?
Кили не спорит. Он и сам подозревает, что Фили не всегда бьется с ним в полную силу. Торин, недолго думая, назначает его новым постоянным наставником Двалина, и Кили этому рад.
В первом же бою оказывается, что Фили не врал, когда уверял, что не поддается ему. Рукоять меча удобно лежит в ладони, точно врастая в нее, и Кили, преисполнившись решимости, наносит удары уверенно и сильно. Двалин удивленно приподнимает брови, когда Кили удается выбить из его рук один топор, но тут же выхватывает из-за спины другой, и схватка продолжается. Торин внимательно наблюдает за движениями младшего племянника: Кили и тут немного недостает скорости, да и мечом он владеет все же не так хорошо, как его старший брат, но он сражается так храбро и бесшабашно, что Торина переполняет гордость.
Краем глаза Торин замечает какое-то движение у входа в зал и оборачивается. Там стоит Фили и, не скрывая радостной улыбки, любуется братом.
Торин знал, что когда-нибудь это произойдет, и вот, наконец, кровь Кили, кажется, взяла свое. От этого ему становится и радостно, и страшно. Ведь скоро Кили вырастет и возмужает, его руки окрепнут, а движения потеряют юношескую неловкость. Он перестанет быть нескладным юнцом и станет молодым воином. Его кровь, кровь великих предков рода Дурина, потребует сражений, походов и смертельной опасности, от которых так азартно стучит в груди. Торину ли не знать, как слепа и глупа, как прекрасна молодость. Как она бесстрашна – и беззащитна из-за своего бесстрашия.
Торин одновременно ждет и боится того, что, когда он рано или поздно пойдет на Эребор – неважно, с целой ли армией или с жалкой горсткой верных спутников – Кили пойдет за ним.
А сейчас Двалин, наконец, обезоружив Кили, хохочет и хлопает его по спине, а тот тяжело дышит, совершенно выбившийся из сил, но счастливый и гордый. Когда он поднимает голову и смотрит прямо на Торина, тот видит, как блестят его глаза.
И Торин боится за него еще сильнее.
После этой тренировки, когда Фили и Кили покидают зал, Торин жестом подзывает к себе Двалина.
- Что ты думаешь? – слегка настороженно спрашивает он, и нет нужды пояснять, что именно он имеет в виду.
- Из мальчишки получится хороший воин, - не раздумывая, отзывается Двалин. – Не хуже, чем из его брата. В поединке они ведут себя по-разному, но отваги не занимать обоим. Думаю, они чем-то похожи на нас с тобой, как считаешь?
Торин задумчиво кивает и усмехается, признавая правоту старого друга. И в сражениях, и в бесчисленных переделках, в которые они попадали, они с Двалином всегда бились плечом к плечу, и когда один падал, второй закрывал его собой. Отрадно думать, что Фили и Кили наверняка повторят их путь. И если их с Двалином связывала долгая дружба, побратимство и перенесенные вместе испытания, то его племянников, помимо того, связывают еще и узы крови – самые крепкие и нерушимые из всех.
- К слову, тебе не стоит так сурово осуждать предпочтения Кили, - добавляет Двалин. – Его умение стрелять здорово пригодится нам в походе. Тебе ведь нужен лучник? Лучше этого парня ты уже сейчас никого не найдешь, по крайней мере, в этих местах.
Торин меняется в лице.
- Замолчи, не смей об этом! - обрывает он Двалина. – Кили не пойдет с нами к Одинокой Горе.
- Но ведь мы с тобой тоже были юнцами когда-то, - возражает тот. – И мы тоже когда-то впервые шли сражаться. Ты не сможешь вечно держать их взаперти в этих подземельях. И ты не сможешь вечно оберегать их.
Торин посылает ему испепеляющий взгляд, но ничего не говорит. В душе он согласен с другом, но он и так потерял уже слишком много и не может потерять еще и своих племянников. Он должен сделать все, чтобы спасти хотя бы одного из них. Ради своего народа и в память о своих предках.
- Кили нечего делать в походе, - упрямо твердит он вновь. – Мы с тобой и с твоим братом помним Эребор и знаем, за что пойдем на смерть – а Кили слышал о нем только из песен. Любой из нас с радостью отдаст жизнь за свой дом. Но я не дам Кили погибнуть за один лишь призрак потерянного прошлого. В этой битве ему не за что сражаться.
Двалин отводит взгляд и долго смотрит на луч света, косо падающий на пол из небольшого отверстия в скале, выдолбленного под самым потолком зала. Наконец, он оборачивается к Торину.
- Он будет сражаться в твою славу. Он настоящий воин: если ему суждено будет пасть, ему будет достаточно мысли о том, что он погиб, защищая своего короля.
Торин смотрит ему в глаза, не отрываясь, и ему хочется верить в себя так же, как в него верит Двалин. Ему хочется иметь столько же решимости, мужества и отваги. Но внутри что-то предательски рвется, когда он невольно представляет себе Кили, нашедшего вечный покой в молчаливом холодном камне.
- Мне не нужна такая жертва, - глухо говорит он и тщетно пытается прогнать из головы страшные картины.
***
Конечно же, Кили ничего не должен был узнать. Конечно же, он узнал все.
Затаив дыхание, Кили прячется за колонной и старается не шевелиться, чтобы шуршание одежды не выдало его присутствия.
Торин не кричит. Напротив, с каждой фразой его голос становится все тише, но его тон, не терпящий возражений, заставляет Кили холодеть от благоговейного ужаса.
- Я сказал, что не буду брать его в поход, - с нажимом говорит Торин. – Он слишком молод, я не имею права подвергать его жизнь опасности.
- Он больше не ребенок! – шипит в ответ Фили, и Кили диву дается, как только брату хватает дерзости перечить Торину. – Он воин, он один из лучших твоих лучников! Ведь ты же сам учил его стрелять – так почему теперь не веришь в него?
- Глупец! – рычит Торин. – Неужели ты не понимаешь? Мы все можем просто не вернуться из этого похода! Достаточно того, что я беру с собой тебя! Ты можешь представить, что ждет наш род, если вы оба погибнете?!
Сердце Кили колотится так громко, что его стук слышно, наверное, по всему залу. Кили прикрывает глаза и беззвучно молится, чтобы его не заметили.
Фили долго не отвечает, и у Кили перед глазами встает его лицо. Он знает черты брата лучше, чем свои собственные, и без труда может представить и его упрямо сдвинутые на переносице брови, и губы, сжатые в тонкую полоску, и твердую решимость в глазах. Кили знает: в такие минуты от его старшего брата веет спокойной силой, присущей лишь потомкам древних королей. Всем своим существом Кили сейчас хочет быть рядом с ним, стоять с ним плечом к плечу под рассерженным, но таким любящим взглядом Торина. Потому что только там его место.
- Ты знаешь, что я пойду за тобой даже на смерть, - чеканит Фили, и в его голосе нет ни тени сомнения. – И Кили тоже. Потому что ты сам воспитал нас такими.
У Кили сами собой сжимаются кулаки, потому что больше всего на свете ему хочется увидеть лицо Торина, хочется посмотреть ему в глаза.
- Глупец, - повторяет Торин, и сердце Кили болезненно сжимается от горечи, что звучит в голосе его дяди. – Взять его с собой – все равно, что послать на верную смерть. Я не могу этого сделать.
- Я буду рядом с ним, клянусь, - тихо обещает Фили. – Я буду присматривать за ним каждую секунду. С ним ничего не случится.
- Откуда тебе знать, мальчишка?
Кили становится тяжело дышать, к горлу подкатывает соленый ком, а глаза застилает пелена, которую он торопливо смаргивает. Слова Фили все еще звенят у него в голове, напоминая, кто из них старший брат, а кто – младший. Кили очень хочется, как в детстве, взять брата за руку и заглянуть в его добрые смеющиеся глаза, чтобы тот улыбнулся ему, и все встало на свои места. Мир, полный опасностей, и они вдвоем – в самом его центре, спина к спине. Ведь рядом с Фили ему ничто не грозит.
Торин молчит, и Кили может только гадать, что он чувствует, и что сейчас видит Фили в его глазах. Мгновения тянутся целую вечность, но не успевает Кили подумать, что Торин, возможно, вот-вот согласится, как по залу вновь разносится его голос, угрожающе рокоча.
- Он не должен узнать о походе, ты меня понял? – рычит Торин. – Если ты, паршивец, проговоришься, если ты хоть словом дашь ему понять, что мы идем на Эребор, я шкуру с тебя спущу!
Миг звенящей, пронзительной тишины – и вот уже Кили слышит, как его брат срывается с места и уходит. Желание броситься за ним очень велико, настолько, что Кили стоит огромных усилий остаться на месте. Он сдерживается из последних сил и в мыслях умоляет Торина, чтобы тот тоже уходил.
Вместо этого он слышит, как Торин тяжело вздыхает, и эхо его вздоха разносится по залу. Потом до Кили доносятся шаги: один, второй – и он с ужасом понимает, что Торин направляется прямо к нему. Его сердце пропускает удар, и он вжимается спиной в колонну, как будто может раствориться в ней. Он смотрит прямо перед собой, и, когда Торин останавливается рядом, не смеет поднять на него глаза.
Он ждет, что Торин будет кричать а него, может быть, даже ударит, но тот только смотрит пристально и печально.
- Вам повезло, что вы есть друг у друга, - тихо говорит он, и Кили, наконец, решается встретиться с ним глазами. – Я ни секунды не сомневаюсь, что так и было бы, что он стоял бы за тебя горой, а ты – за него. Но я не могу взять тебя с собой.
Кили прочищает горло.
- Давно ты понял, что я здесь?
- Признаться, не очень, - невесело усмехается Торин. – Мне, конечно же, следовало проверить все углы, прежде чем говорить с твоим братом. Но я и подумать не мог…
Он осекается на полуслове, и Кили этому рад, ведь лишние слова ни к чему: каждый из них прекрасно знает, о чем думает другой.
- Кили, - тихо говорит Торин, и хотя его голос не дрожит, в нем звучит такая боль, что Кили хочется, чтобы он немедленно замолчал. – Ты останешься здесь. Это приказ. Я не могу позволить, чтобы моя сестра потеряла обоих своих сыновей, а род Дурина – обоих наследников. Если мы с твоим братом погибнем, правь нашим народом разумно и справедливо.
- Нет, - качает головой Кили, и от волнения на его губах появляется кривая усмешка. – Нет, этого не будет. Я пойду за тобой, хочешь ты этого или нет.
И, пока Торин не успевает опомниться, Кили приподнимается на носках и, закрыв глаза, прижимается к его плотно сжатым губам.
Это не поцелуй, по крайней мере, не тот поцелуй, который Кили сотни раз дарил и получал от смешливых румяных девиц в тавернах. Кили просто касается губ Торина своими, не размыкая их. В этом поцелуе нет похоти – только отчаянная мольба, и грусть, и тоска. Губы Торина сухие и обветренные, и все же Кили отчего-то не может оторваться от них. Странно, но теперь рядом с Торином ему страшно. Кили никогда не замечал этого, когда был ребенком, но от Торина веет холодом, одиночеством и смертью, его кожа и волосы пахнут железом и смрадным дымом пожарищ. Однако это почему-то заставляет Кили жаться к нему так же, как он жмется к Фили, когда ищет тепла и утешения. Он делит с Фили жизнь – а с Торином он готов разделить и смерть.
Он разрывает поцелуй только тогда, когда чувствует, как ему в грудь упирается большая ладонь и неуверенно отталкивает его. Сглотнув, он отступает на шаг, не сводя с Торина глаз. Еще никогда Кили не видел его таким растерянным. Он молчит и смотрит на племянника со страхом – и вдруг его лицо искажается от гнева, и он отвешивает Кили такую пощечину, что у молодого принца звенит в ушах. Он даже не сразу чувствует боль – только кровь глухо шумит в висках, и лицо пылает. Не от удара – от стыда. Торин отшатывается от него, и Кили невольно тянет к нему руку.
- Прости, - шепчет он, не слыша самого себя. – Не знаю, что на меня нашло… Прости, прости меня…
- Не смей так делать, - хрипло приказывает Торин, пряча глаза. – Больше никогда не смей так делать, слышишь?
Он разворачивается и поспешно уходит, не сознавая того, что его пальцы что есть силы вцепились в рукоять меча.
Скулу Кили, наконец, начинает саднить от удара, и он рассеянно прижимает к щеке ладонь.
***
Вечером Фили находит брата на отлогом склоне горы. Тот сидит на камне, скрестив ноги, и смотрит, как искрятся заснеженные вершины гор в последних лучах заходящего солнца.
Когда Фили подходит и присаживается рядом с ним, Кили устало улыбается.
- Ты замерзнешь, - говорит Фили, укрывая их обоих своим плащом.
- Ты же знаешь, что нет, - бормочет Кили, но благодарно кутается в подбитый мехом плащ брата. Фили смотрит на него с любовью: никто лучше него не знает, что даже колючему и задиристому Кили порой нужно немного заботы.
- Торин обещал мне за это голову оторвать, но я должен тебе сказать, - тихо говорит он. – Весной он собирается идти к Одинокой Горе. Скоро он отправится на последние переговоры. Надежды на помощь мало, но он уже не переменит своего решения. Даже если никто не отзовется, он все равно попробует вернуть Эребор.
Если бы не было того тяжелого разговора с Торином, Кили, пожалуй, обрадовался бы этой новости, но теперь поход больше не кажется ему таким захватывающим приключением, каким он представлял его с детства.
- Безумие, - шепчет он, громко шмыгнув носом, и Фили грустно усмехается.
- Точно. Да он, по правде, и сам это понимает.
Они долго молчат, и рядом с братом Кили, наконец, снова чувствует себя спокойно и уверенно. Они чуть соприкасаются плечами, но Кили совсем не хочется отодвигаться.
Над темными верхушками сосен в долине небо становится таким красным, что, кажется, там пылает зарево огромного пожарища, словно горит целый город. В тишине Кили отчего-то мерещатся крики и лязг оружия, и все же рядом с Фили ему не страшно.
Старший брат начинает тихо напевать какую-то песню: всех слов не разобрать, но в ней поется о звоне молотов и сиянии драгоценных камней, об острых клинках и золотых арфах… В ней поется об огне.
Голос Фили убаюкивает его, но он изо всех сил борется со сном. Ему кажется, что когда-то кто-то уже пел ему эту песню.
- Я все слышал, - бормочет он, когда Фили замолкает.
- Что ты имеешь в виду?
- Я был там, когда Торин говорил с тобой. Это вышло случайно.
Фили ничего не отвечает, только сдержанно кивает и стискивает зубы – и ерошит брату его спутанные темные волосы так ласково, как только может. Кили не пытается отстраниться.
Небо над их головами постепенно темнеет, и на нем зажигаются первые звезды, яркие, как алмазы самой чистой воды.
- Я все равно пойду с вами, - упрямо шепчет Кили. – Я сделаю для него все, что смогу. Ты знаешь.
- Знаю, - соглашается Фили. – И Торин тоже знает.
***
Приготовления к походу занимают удивительно мало времени. Уже в марте, когда на склонах гор все еще лежит снег, они готовы выступать.
Их всего тринадцать, вместе с Торином, но от Балина Кили узнают, что в поход с ними идет волшебник Гэндальф, и от этой новости на душе у него становится светлее. Он сам понятия не имеет, можно ли вообще победить дракона, но мудрый Гэндальф наверняка знает какой-нибудь способ.
Через несколько дней, перед самым своим отъездом, Торин подзывает племянников и говорит, что Гэндальф будет ждать их в Хоббитоне, в западной части Шира. Кили удивляется и спрашивает, что волшебнику вообще делать у хоббитов, но Торин с усмешкой уверяет его, что этот старый прохвост ничего не делает просто так.
Так они и расстаются – а в следующий раз видят друг друга уже только в теплой хоббичьей норе мистера Бильбо Бэггинса. Торин является последним. Кили слышит тяжелый стук в дверь и спешит в прихожую вслед за волшебником, а, когда тот делает шаг в сторону, почтительно пропуская Торина, Кили не может сдержать радостной улыбки. Торин небрежно скидывает плащ и, обернувшись, видит своего младшего племянника, замершего у противоположной стены.
Торин все еще думает, что взять Кили в поход было плохой идеей. Еще в Эред Луин его не оставляли дурные предчувствия, но верить им – женский удел, а потому Торин просто старается выбросить их из головы. Быть может, им и суждено пасть, но это случится не сегодня.
А потому Торин просто улыбается Кили в ответ.