Средиземье. Война Теней и Света

[Volvox]

Ролевой проект по мотивам произведений Дж. Р. Толкиена
и выдающимся экранизациям Питера Джексона

Средиземье. Война Теней и Света

|список персонажей| |акции|

Ваш баннер установлен здесь: hobbitgame.ru/viewtopic.php?id=358&p=24#p37811

@темы: Реклама

---

[fuckuokey]

The Hobbit, Martin Freeman [16]



остальное ЗДЕСЬ

@темы: Хоббит, Мартин Фриман, Съемки "Хоббита", Фото со съемок, Аватары

---

[NightCatty]

Друзья, никто не подскажет, где в онлайне можно посмотреть доп. материалы из расширенной версии Хоббита?
В частности вот с этим моментом..

@темы: Режиссерская версия, Трандуил, Съемки "Хоббита", Леголас

---

НОВЫЙ ТРЕЙЛЕР И ПЛАКАТЫ

[Ehwas]

@темы: Хоббит, Постеры, Видео, Фото

---

Новые картиночки

[Ehwas]

Ко второму фильму=)





Плакаты и обложки

+3

@темы: Хоббит, Концепт-арт, Фото

---

Фан-клипы

[inquarto]

Фан-клипы по фильму "Хоббит"

Гадалка

Эмиграция

@темы: Бильбо, Гэндальф, Хоббит, Торин, Балин, Видео

---

Путешествие Бильбо

[nata910220]

@темы: Бильбо, Хоббит, Фанарт

---

Красота)

[Ehwas]

@темы: Хоббит, Фото

---

[GandalfMan]

ПиДжей порадовал новым видео. Вот мы радуемся, а за нами наблюдают

@темы: Хоббит, Эванджелин Лилли, Орландо Блум, Ли Пейс, Видео

---

Хоббит: Пустошь Смауга (трейлер)

[Велигнева]

@темы: Хоббит, Видео

---

Нефиг делать человеку

[Captain de La Fer]

Очередные монтажи

Братья

Летописец

@темы: Ори, Хоббит, Кили, Фили, Фото

---

"северное сияние" Глава 1.

[Ваниль.]

Название: "Северное сияние"
Глава; 1/5
Автор: Ваниль.
Бета: Kyokka Suigetsu
Фандом: Хоббит.Нежданчик.
Персонажи: Дис/ее будущий муж, Балин, Торин,
Рейтинг: PG
Размер: 5 стр.
Жанр: романтика, гет
Дисклаймер: Все права принадлежат Дж.Р.Р.Толкину
Иллюстрация: муж Дис от Majestic Princess Dis

Глава 1

Глава 1
Каждый октябрь в Эред Луине знаменовался началом ярмарок. Гномы со всего Средиземья стекались сюда караванами, везя свои товар. Здесь можно было купить все: от булавок до огромных кузнечных молотов. Прилавки с драгоценными камнями и мельчайшими ювелирными работами занимали целые ярмарочные площади. Оружию и доспехам и вовсе не было счета. Лишь один товар всегда был в диковину – ткани.
Гномьи женщины умели многое: обрабатывать и изготавливать украшения, шить обувь, выделывать кожу и меха. Но ткать полотна не умели никогда.
- Ты проверила поклажу? Надежно держится? – Торин провожал небольшой отряд из пяти человек у южных границ Эред Луина. Молодая темноволосая женщина, сидящая на пони, улыбнулась в ответ.
- Оставляйте дозорных, и, пожалуйста, слушайся Балина, - продолжал гном, сжимая в руке поводья.
Девушка вновь не ответила, лишь склонившись, слегка коснулась губами лба мужчина и пришпорила пони. Отряд, едва поспевая за своей предводительницей, рванул следом.

Дис, так звали молодую гномку, сестру Торина, Короля в Изгнании, вела свой небольшой отряд в Ириц, людской город в устье реки Брендуин. Местные ткачихи уже готовы были обменять ткань на золото, которое везла им принцесса. Дис спешила, надеясь успеть пораньше и накупить себе сладостей и диковинных эльфийских вещичек – ее позорную слабость. У принцессы в тайнике набрался уже целый сундучок таких экземпляров: были там и брошки, и заколки для волос, и даже маленькие кинжалы, и еще множество бесполезных, но прекрасных вещей. Знать об этом, конечно же, не должен был никто, особенно Торин. Но бороться со своей маленькой страстью Дис так и не научилась.

- Привал полчаса. Сомур, Багур, напоите пони. Балин, мы будем сухой паек. – Распорядилась молодая предводительница, когда спустя четыре часа езды они остановились на привал возле небольшого ручья. Девушка расстелила свой дорожный плащ и поманила к себе пятого участника похода, точнее участницу, юную придворную даму Табби.
- До Брендуина лучше добраться до заката, - наставляла Дис, - а затем идти вниз по руслу реки. Путь займет около пяти дней, хотя… - девушка замолкла, - думаю, отряд будет вести Балин. Твое дело проверить ткани и не переплатить золота.
Табби воодушевленно кивнула, и Дис рывком встала с земли, так что даже в глазах потемнело.
Через полчаса она вновь с каким-то ожесточением мчала пони, не разбирая сама: убегает она или бежит к чему-то. Последние пятьдесят лет Дис возила ткань из Ирица в Эред Луин, на ярмарку. Каждый куст, каждый камушек этой дороги был ей родным и памятным. Обычно они приветливо махали ей своими ветвями или дружелюбно блестели на сентябрьском солнце, но в этом году замерли в отчаянии. Когда небо и вовсе заволокло тучами, Дис пришпорила пони пуще прежнего, позволяя ветру вырывать слезы из глаз.
- Моя госпожа, - Балин догнал ее, пытаясь положить руку на поводья. – Не стоит так гнать, пони быстро устанут.
Дис послушно сбавила темп, грустно улыбнувшись старому другу. Балин ничего не ответил, но от одного его присутствия было легче.
К ночи они достигли Брендуина. Дис нарвала траву для постели, расцарапав все руки, и потом долго сидела на берегу, опустив ладони в воду. Ощущая, как Брендуин впитывает все то, что твориться сейчас в душе девушки.

- Торин… но я ведь даже не знаю его. – Дис собрана как никогда. Для сестринского сарказма сейчас не время. Разговор серьезный и касается их будущего.
- Он хороший гном. Мы встречались несколько раз. - Торин кладет руки на плечи сестры и улыбается.
- Мне придется уехать в Железные холмы? – Дис, наконец, задает вопрос, который мучает ее больше всего.
- Нет, - Торин поспешно качает головой. Этого он бы не допустил. Пусть даже их кузен Даин будет заботиться о счастье сестры, как подобает, Торин не вынесет разлуки с единственным родным человеком. – В этом суть. Он посылает сюда Дили, чтобы укрепить наше родство. Даин доверяет ему, как брату.
Дис облегченно вздыхает и, подумав немного, согласно кивает головой.
Конечно, будь ее воля, Дис навсегда осталась бы свободной женщиной, но принадлежность к королевской семье лишила ее права выбора. Она это знала. Ее к этому готовили.

Дис ворочается на своей жесткой травяной постели и просыпается. Рядом, свернувшись калачиком, спит Табби, чуть поодаль похрапывает Балин и Багур. У самого Брендуина - широкая фигура Сомура, несущего дозор. Дис вздыхает и ложится обратно.
Тот день, когда она дала свое согласие кажется далеким, вырванным из прошлой жизни. Да, тогда решение далось ей легко, но с каждым новым закатом, девушка ощущала приход чего-то неизбежного, непоправимого. Это пугало ее. Дис даже пожалела, что пару лет назад отказала Двалину. Его она хотя бы знала всю жизнь. А каким будет этот Дили?

- Черные, с твердым панцирем и кривым смертоносным хвостом. Если они вас ужалят, то будете умирать долго и мучительно. – Балин забавлял отряд тем, что пугал Табби рассказами о скорпионах, гигантских пауках и прочих тварей, что водились в этих краях. Из-за чего девушка вздрагивала от каждого шороха.
- А это что? – Табби резко остановилась, прислушиваясь к звукам, так, что Дис едва не налетела на ее пони
- Ну… наверное летучие мыши.
- Так они только ночью летают! – Взвизгнула девушка.
- Это степные мышки, а ты не знаешь южных! – Балин переглянулся с Сомуром и гномы залились смехом.
- Да вы издеваетесь надо мной!! Никакие это не летучие мыши! – До Табби, наконец, дошел весь смысл страшных рассказов. - Очень смешно!! - Девушка насупилась, бросив в сторону Балина испепеляющий взгляд.
Дальше ехали молча. Вдоль Брендуина в этих местах распростерся смешанный лес с густым подлеском. Видимость была плохая, поэтому полагались на слух. Шорохи и впрямь постоянно наполняли воздух, но то были белки, ежи и прочие лесные твари. Изредка раздавался топот оленьих копыт и звонкие переклички соек.
А затем до ушей Дис донесся новый звук. Была ли то иллюзия, навеянная рассказами Балина или нет, но девушка насторожилась, заметив, как Табби тоже завертела головой. У гномьих женщин слух всегда считался острее. Девушки переглянулись, и Дис подала знак мужчинам обнажить оружие.
Едва она сама успела достать из ножен два коротких боевых меча, как на них налетело около десяти мужчин, облаченных в маскировочные лохмотья.
Разбойники.
Балин не дал им даже рта открыть, метнув в ближайшего свой топор. Мужчина поймал его грудью и рухнул замертво. На Балина тут же набросилось трое здоровых людей, но Багур быстро оказался рядом, помогая товарищу отражать их атаки.
Остальные разбойники окружили пони, норовя стащить поклажу. Сомур, Дис и Табби отчаянно отбивались. Но их все равно было меньше. Наконец, Дис сломила своего противника, и они вместе с Табби зарубили еще одного. Гномы молотили направо и налево, но люди ловко прятались за деревьями и появлялись снова, выманивая их отойти от поклажи.
- Держитесь рядом! – Скомандовал Балин, вытаскивая топор из очередной поверженной жертвы. Дис глазами отыскала сундук с золотом, привязанный к своему пони и прикрытый сверху дорожным плащом. И в тот же момент пожалела, что отвлеклась. Из кустов на нее выпрыгнул одноглазый здоровяк, попав ятаганом по наручу. Дис вскрикнула и выронила один меч. И тут же отряд окружила новая порция разбойников. Балин отчаянно взревел и метнулся к своей госпоже, позволяя людям увести одного пони.

Затем еще один крик, и другой мужчина хватает Табби за волосы… Девушка кричит, извивается… Дис, казалось бы теряет целую вечность на то, чтобы найти свой меч среди травы…бросается к Табби, одним мечом отрубая обидчику руку, а другой всаживая ему в сердце.
Снова бойня, лязг железа, крик раненного Сомура.
Чья-то сильная рука отшвыривает Дис в сторону и разбойник направляется прямо к ее пони, срывает плащ, сундук… Дис кричит, путаясь между ног лошадей, которые начинают вырываться и беспокойно ржать… Останавливает одного из них и тут же попадает в руки все к тому же разбойнику.
- А ты поедешь со мной. – Зловонное дыхание... запах пота, грязи... Балин рвется к ней, но на пути у него встают разбойники.
И вот Дис отрезана от своего отряда, ее волокут в лес. От боли слезы застилают глаза, и девушка не видит дороги.
Вдруг раздается свист, и рука, сжимающая ворот ее камзола слабеет, разбойник падает, выпуская Дис.
Девушка неуверенно встает… из груди мужчина торчит стрела с красным оперением. Еще свист… и другая валит его товарища.
Багур ликующе ревет, и, воспользовавшись замешательством среди разбойников, гномы добивают их шайку.

- Какой кошмар! – Все было уже позади. Табби присела на валун, утирая слезы и трясущимися руками обрывая рукав на рубашке. Чуть выше локтя у нее был глубокий кровоточащий порез. Рядом Дис и Балин возятся с Сомуром. Гном ранен в левый бок, слава Махалу, не смертельно.
Багур же, отыскав всех пони вместе с поклажей, расхаживает среди мертвых тел, вытаскивая из них стрелы и тщетно пытаясь найти среди подлеска их хозяина.
- Он вернется. – Дис взяла стрелы, разглядывая острые ровные наконечники. – Семь стрел, это лишком большая плата за то, чтобы скрыть кто он такой.
- Я и не скрываю, кто я, - из-за валуна бесшумно показалась фигура мужчины, и Дис, к своему величайшему удивлению, узнала в ней молодого гнома. – Я проследил, нет ли у них, где поблизости подкрепления. А сейчас, если позволите, мои стрелы.
Незнакомец подошел к Дис и склонился, протянув руку. Вид у него был необычный. Светлые волосы были аккуратно заплетены на висках в две горизонтальные косы с каждых сторон. А длинная челка небрежно свисала набок, так чтобы был виден только один хитро прищуренный карий глаз незнакомца. Но больше всего Дис поразили его усы. Они у него были вплетены в бороду и скреплены эглетами, гномы Эред Луина так не носили.
- Могу я узнать имя нашего спасителя? – Принцесса улыбнулась, поймав себя на том, что кокетничает, за что тут же отвесила себе мысленную оплеуху. Гном почтенно поклонился, собираясь ответить, но тут взгляд его видимо привлек пояс Дис, с отчеканенным из серебра семейным гербом Дуринов. Незнакомец застыл в полупоклоне и сделал шаг назад.
Балин, уловивший это движение, тут же подскочил и схватился за топор.
- Отвечай госпоже! Ты следил за нами? – Балин встал между ним и Дис, упрямо заглядывая в глаза гнома, который был на голову вышего его самого. Однако того больше занимала пряжка на поясе, потому что он не сводил с нее глаз, будто зачарованный ею.
- Род Дурина… - прошептал он, не замечая слов Балин. – Уж не принцессу ли Дис посчастливилось мне спасти? – При этом глаза его засияли каким-то диким и насмешливым блеском.
- Именно с ней ты и имеешь честь говорить. – Вновь встрял Балин, отпихивая незнакомца от растерянной девушки. – Назовись сейчас же, стрелок.
- Хорин, - лукаво улыбнулся гном, - к вашим услугам. Нам лучше убраться отсюда, - он многозначно огляделся, обводя взглядом груду мертвых тел противников, - через пару часов здесь будет сотня их товарищей.
Балин согласно кивнул и, выхватив стрелы из рук Дис, передал Хорину. Вместе они усадили Сомура на пони.
- Я поеду с вами. Здесь за перевалом в одном поселении есть у меня знакомый, – произнес Хорин. - Он поможет вашему другу.
Балин хотел было возразить. Но Дис упрямо прошептала:
- Пусть едет. Я не могу в свой последний поход потерять воина.
Балин недовольно поджал губы, но спорить не стал. В случае с Дис, это все равно было бесполезно.
- Веди нас, Хорин. - Дис пригласила Табби в свое седло, уступая ее лошадь путнику, и вскоре они затрусили прочь из этого леса.

- Мне он не нравится, - Балин напористо прошипел в ухо Дис, когда Хорин ускакал чуть вперед на разведку. Дис рассмеялась, ожидая подобного разговора. – Что это он один делает в лесу? Может он следил за тобой. Ты видела, как он смотрел на твой ремень…
- Балин, - Дис покачала головой, - не будь занудой. Он спас меня, и уже этим заслуживает твоего доверия.
И не желая больше ничего слушать, пришпорила пони, заставив Табби взвизгнуть от неожиданности.

Несколько часов спустя они прибыли в намеченное поселение. Знакомый Хорина, некий Скарбс, владел местной мастерской. И сейчас латал Сомура под бдительным контролем Балина.
- Что ты делал в лесу, один? – Дис осторожно подошла в Хорину, курящему трубку на заднем дворе.
- Я ехал на встречу со своим господином, - ответил Хорин, улыбаясь видимой только ему одному картинке. – Но мы разминулись. А вы, госпожа?
- Мы едем в Ириц за товаром, – ответила принцесса, сложив ручки на груди, и важно поставила ножку на бревно, на котором сидел Хорин. – И откуда ты родом, Хорин.
Юноша не торопился с ответом, выпустив в вечернее небо густой глубок дыма.
- С Железных холмов, - наконец, нараспев ответил он. – Ехали на ярмарку в Эред Луин да разминулись с моим господином.
- До ярмарки целый месяц, - Дис вдруг начала понимать подозрения Балина, у нее откуда-то тоже сложилось впечатление, что что-то с этим гномом не так. По крайне мере, что-то он не договаривает.
- Моему господину нужно было успеть туда раньше, по личным делам. – Пояснил гном, нагло улыбаясь Дис в самое лицо. Девушка поджала губки и скрылась в доме Скарбса, не желая выслушивать натянутые ответы чужестранца.

Сомура было решено оставить в поселке и забрать домой лишь на обратном пути. Навязчивый Хорин попросился поехать в Ириц вместо него. Дис собралась было отказать ему, но Балин неожиданно согласился, сославшись на безопасность, которая превыше всего. Но в душе девушка подозревала, что совместная попойка накануне вечером была более веским аргументом. Спорить смысла не было. Тащить тюки с тканями в Эред Луин вчетвером – дело гибельное. К тому же юноша так и так держал туда путь. Неделей раньше, неделей позже, роли для него не играло.

- Будете скучать по этим походам или после стычки с разбойниками радуетесь, что это ваш последний раз? – Хорин поравнялся с Дис, спустя пару часов езды. Солнце припекало, давая путникам понять, что они в более южных краях.
Девушка удивленно посмотрела на него:
- Откуда вы знаете, что этот поход мой последний?
- Да это знают все! – Воскликнул юноша. – Дис из рода Дурина выходит замуж за Дили, сына Доли. Главная новость в Железных горах. Вон, и замену себе готовите, - Хорин кивнул в сторону Табби, скачущей неподалеку и беседующей с Балином.
Дис не ответила, опустив голову. Дома она ни с кем это не обсуждала, сделав вид, что свадьба еще не скоро и незачем об этом думать. Но слова путника вернули ее к реальности. Уж если все гномы Железных холмов ждут этого союза – дороги назад нет.

- А вы знаете его? – После долгого молчания осторожно спросила девушка. Хорин смерил Дис оценивающим взглядом и кивнул. Щеки Дис вспыхнули, и она даже распахнула губки, намереваясь расспросить о своем будущем муже как можно больше, но вовремя сдержалась, покрываясь румянцем.
- Я… - начал, было, юноша, но закусил губу.
- Что, вы? – Дис жадно на него смотрела в надежде, что тот сам заведет разговор о Дили.

- Моя госпожа, а это правда, что на эту ярмарку господин Торин пригласил циркачей с острова Морика, у которых черная кожа. – Табби стрельнула глазками в сторону Дис, - или это Балин опять дурит мне голову?
- Чернокожие циркачи? – Хорин приподнял бровь. – Балин, рассказали бы ей лучше о русалках с дивных морских берегов или эльфийской Владычице, что живет в Золотом лесу и пленяет путников своим колдовством.
- Эльфийская Владычица вовсе не сказка! – Вмешалась Дис. – Она живет в дивном краю, что зовется Лориэн.
Глаза девушки мечтательно блеснули, на что Балин смог лишь покачать головой.
- Не стал бы я на вашем месте так восхищаться какой-то эльфийской ведьмой!
- Она не ведьма! – Дис пришпорила пони, поравнявшись с другом. – Она Владычица Дивного края! И я восхищаюсь тем, кем захочу, Балин.
- Как будто во всем Средиземье больше нет чудес! – Балин не сдавался, защищая кровную нелюбовь своего друга Торина к этим остроухим существам.
- Балин, - Хорин тоже поравнялся с ними, - по-моему, эльфийская Владычица – прекрасный объект для восхищения для юной девушки. Или вы бы предпочли, чтобы она собирала коллекцию засушенных голов гоблинов или чеканила мифриловые подковы для наших чудных пони?
Балин побагровел, открывая и закрывая рот, как рыба, но не нашелся, что ответить. Дис же весело рассмеялась и умчалась вперед, пришпорив своего резвого скакуна.

ОБЗОРАМ

[L]ваниль.[/L] <a href="http://banilka.diary.ru/p188034687.htm">пишет</a> фанфик про добрачные отношения Дис и ее мужа. Глава 1.

@темы: Дис, Хоббит, Фанфикшн

---

Джед Брофи

[Ваниль.]

Неожиданно нашла официальную страничку Джеда на фейсбуке. ссылка.
Видимо есть смысл порыться и найти еще странички других гномов. Т.к. эта, видимо реально Джеда, а не фанатская, что радует, ибо на твиттере у меня голова кругом идет.
вообще не думала, но оказывается это он.

и когда это они были на приеме у принца ? я видимо что-то пропустила.

а вот его сыновья ( я думала у него он один)

обзорам

[L]Ваниль.[/L] <a href="http://bag-end.diary.ru/p187417439.htm">выкладывает</a> фото Джеда Брофи с его странички на фейсбуке

@темы: Хоббит, Джед Брофи, Властелин Колец, Фото

---

Испоганила гномов.__.

[Captain de La Fer]

Всё ж выложу, пусть смотрят.

+ 2

будут ещё

@темы: Торин, Юмор, Бофур, Фили, Фото

---

Это ли не прекрасно, Бофур|Кили, Фили|Кили, G

[Шалот]

Название: Это ли не прекрасно
Автор: Шалот
Бета:  Amergin
Фэндом: The Hobbit
Пейринг: Бофур|Кили, Фили|Кили
Рейтинг: G
Жанр: angst
Размер: мини
Предупреждения: никаких

...

Путники уходили по извилистой тропе все дальше в Лихолесье, оставляя за спиной милю за милей. Мглистые горы давно остались позади: их заслонили столетние деревья, высившиеся, словно армия великанов, а в вышине, точно сплетенные пальцы, сомкнулись их тяжелые ветви. Густая темно-зеленая листва почти не пропускала солнечный свет, и оттого лес, укрытый неподвижной синей тенью, казался неживым. Кое-где сквозь кроны пробивался луч солнца, но его едва хватало, чтобы осветить даже небольшую лужайку. Переливчато журчал серебряный ручей, извивавшийся по камням вдоль тропы, а вдалеке иногда раздавался пронзительный крик хищной птицы, оставляя за собой дрожащее эхо, и в сонной тишине леса эти звуки, казавшиеся оглушительно громкими, заставляли усталых путников вздрагивать. Окруживший их со всех сторон древний лес крепко спал, и ему снились дурные, тревожные сны.
Время от времени, когда дорога заводила путников на небольшой холм, а стволы деревьев позади чуть расступались, Кили оглядывался и, прищурившись, все еще мог разглядеть в дали закутанные туманом сизые отроги, заснеженный хребет, подпирающий низкое свинцовое небо, и острые вершины, пронзающие седые облака. Хотя издалека Мглистые горы и не выглядели зловеще, это было опасное место, и отряду Торина Дубощита несказанно повезло выбраться оттуда невредимыми, отделавшись ушибами и царапинами. Впрочем, гоблины, от которых путникам пришлось отбиваться, были далеко не главной угрозой, подстерегавшей отчаянных безумцев, рискнувших проникнуть в бесконечный лабиринт древних шахт. Кили с детства знал из песен и легенд, что там, в недрах Казад-Дума – когда-то величайшего из известных королевств гномов, пришедшего теперь в запустение – поселился ужас, не знавший себе подобных. Веками гномы называли его «проклятье Дурина», но вряд ли можно было на самом деле найти подходящее имя злу, отравлявшему сердце Мглистых гор. Кили не представлял, кто или что обитает в заброшенных чертогах Казад-Дума, но, шагая по тропе, ведущей все дальше в Лихолесье, он чувствовал непривычную тоску и, стараясь не выдать своих мыслей ни словом, ни взглядом, думал о том, что, вернись он в Мглистые горы, на душе, наверное, стало бы легче. Бескрайний вековечный лес душил его, а нехоженые тропы, заросшие высокой травой, и причудливо искривленные деревья, покрытые сине-зеленым мхом и похожие в сумерках на диковинных чудовищ, пугали куда больше, чем все неведомое зло, скрытое во мраке горных шахт. Но Кили не позволял ни единой жалобе сорваться с сухих обветренных губ и только молча шагал вперед, следуя за остальными, до скрежета сжав зубы и вцепившись побелевшими пальцами в рукоять висевшего на поясе меча.
Впрочем, кое-что вселяло в его сердце еще большую тревогу, нежели уродливые очертания и зловещая тишина таинственных дебрей Лихолесья. То была смутная тень Одинокой Горы посреди выжженной пустоши, призрак прошлого и предвестник будущего – но какое будущее она сулила? Гора манила обещанием невиданной награды: в ее больном и оскверненном чреве все еще покоились немыслимые богатства, и Кили порой часами не мог отделаться от докучных мыслей о золотых жилах, пронизывающих скалу, и сиянии алмазов, чистых как слеза и твердых как гранит. Он думал, конечно, и об Аркенстоне. Засыпая, он, бывало, подолгу смотрел сквозь шелестящую листву, как в высоком черном небе появляются холодные звезды, и пытался представить себе величайшее сокровище его народа. Иногда он даже видел Аркенстон во сне: с благоговением и почти священным трепетом держал его на ладони и смотрел, не в силах оторваться, как мерцают в его прозрачной глубине серебристые прожилки, любовался на отблески его граней, подобные лунному свету, отраженному в прозрачных водах чистейшего из озер. Но эти сны то и дело сменялись другими, в которые с грохотом и треском врывалось ослепительное пламя, уничтожающее все на своем пути и не оставляющее позади ничего, кроме мертвой опаленной земли, покрытой слоем седого пепла. Ужас тисками сковывал Кили сердце, и на границе между сном и явью ему иногда мерещилось, что он задыхается, потому что на грудь ему давит холодная плита – уж не могильная ли? Тогда он резко садился, вырывая себя из жуткого сна, и, вздрагивая, долго пытался отдышаться, но мерзлый ночной воздух никак не шел в легкие, и от болезненного осознания собственной трусости, недостойной потомка Дурина, Кили хотелось спрятать лицо в ладонях и горько, мучительно завыть.
Успокоить его в эти минуты мог только Фили, который мгновенно просыпался, стоило Кили вскочить посреди ночи, испуганно хлопая глазами. Вздумай Фили утешать брата, Кили бы, наверное, не задумываясь, его ударил, но он лишь молча придвигался ближе и, достав из потрепанного кожаного чехла старую латунную трубку, принимался набивать ее крепким табаком. Потом он не спеша раскуривал ее и без лишних слов протягивал брату, а тот бросал на Фили короткий благодарный взгляд и забирал трубку из его рук. Отчего-то именно ощущение под пальцами согретой в ладонях Фили старой меди возвращало Кили в действительность, заставляло тревожные образы из его сна рассеяться без остатка, как растворяются на рассвете клочки тумана. Не говоря ни слова, чтобы не разбудить остальных, братья курили, передавая трубку друг другу, и уже скоро Кили забывал все свои страхи. Ни безмолвный мрачный лес, ни сухое дыхание огня, ни призрачная тень огромных кожистых крыльев, заслонившая солнце, не смогли бы заставить его свернуть с пути, когда рядом был его брат. Фили, может быть, сам того не осознавая, каждым своим взглядом и прикосновением вселял в его сердце отвагу и доблесть, и в глубине души Кили понимал, что свет, который Фили видел в нем, был на самом деле его собственным светом.
Днем они никогда не говорили о том, что произошло. Кили делал вид, что и не было вовсе никаких кошмаров, а Фили не задавал вопросов. Лишь время от времени Кили позволял себе на миг обернуться к шагающему чуть позади брату, и, когда тот улыбался – так тепло, как умел только он один – все вставало на свои места. Лес больше не казался враждебным или больным, давешние страхи исчезали, будто их и не было, и Кили уверенно шел вперед, чувствуя за спиной надежную тяжесть верного лука и колчана со стрелами.
Вот только по вечерам, когда лес погружался во тьму, их отряд останавливался на привал, и Глоин разводил огонь, и тогда по примятой траве вновь скользили вытянутые дрожащие тени, а из лесной чащи доносились зловещие шелестящие звуки. И забытые было за день тревоги возвращались вновь – и мучили с каждым днем все сильнее.
В Эред Луин Кили никогда не слыл трусом. Он не боялся темноты – но мгла Лихолесья разительно отличался от того загадочного щедрого мрака, что звал гномов все глубже и глубже в недра гор. О нет, в этих местах тьма была колдовской, холодной, жуткой, такая тьма не сулит устроившемуся на ночлег путнику ничего хорошего. Кили не боялся и леса – но его не покидало жуткое ощущение, что Лихолесье живое, что оно дремлет и дышит, и наблюдает за ними украдкой из-под смеженных век. Кили слышал от Балина, что раньше эти места звались Великим Зеленолесьем. Что ж, в таком случае, новое имя было дано им не зря – и очень метко.
Уже много дней провел их отряд, бредя по заброшенной тропе, и Кили стал замечать, что остальные гномы тоже выглядят подавленными. Лес вселял в них нерешительность, будил их потаенные страхи и против воли внушал тревожные мысли. Притихнув, они шли вперед, за Торином, который и сам потемнел лицом и стал еще угрюмее, чем обычно. Кили знал, что для Короля-В-Изгнании эта дорога шла только в одном направлении: вперед, на восток, к Эребору, и никогда – назад. Одно только упрямство да еще непомерная гордость помешали бы ему свернуть с нее, даже захоти он этого, а потому никто не решался заговорить о том, чтобы найти другой путь через лес или даже обогнуть его. Порой Кили думал, что они могли бы направиться на север, к истоку Лесной реки, а затем пройти по отрогам Эред Митрин, но потом вспомнил, что неподалеку от тех мест находится гора Гундабад, представляющая для них едва ли меньшую опасность, чем неведомое пока еще зло Лихолесья. А потому, не ропща и не говоря ни слова, он, по примеру других, следовал по тому пути, которым вел их Торин. В конце концов, Лихолесье не бесконечно: рано или поздно они должны будут наконец достичь его восточных окраин, спуститься к зеленым берегам реки Быстротечной – а там до Одинокой Горы будет уже рукой подать.
Утешая и ободряя себя этой мыслью, путники, не оглядываясь, шли вперед вдоль быстрых ручьев, оставляли позади зеленые холмы и темные мглистые овраги, брели мимо небольших лесных озер, с водой черной, точно уголь, и поваленных деревьев, огромных, как колонны королевских чертогов в Эред Луин.
Был прохладный безветренный вечер, когда гномы, уставшие и обессиленные от голода, остановились на привал на небольшой поляне, поросшей старыми раскидистыми дубами и вязами и прикрытой с севера небольшим холмом. У его подножия из-под земли бил родник с холодной и чистой водой, которая после долгого дня пути казалась сладкой, как мед. Напившись вдоволь, путники поспешили наполнить фляги и принялись разбивать лагерь на ночлег. Было совсем тихо: не слышно было ни шелеста листьев, ни шороха травы, и тишину помимо их собственных хриплых голосов нарушал лишь треск сухих веток, которые Глоин ломал для костра.
Племянники Торина устроились чуть поодаль от остальных, у большого серого валуна, кое-где заросшего темно-зеленым мхом. Фили принялся расстилать на земле их засаленные походные плащи, а Кили, остановившись рядом, с тяжелым вздохом скинул с плеча охотничью сумку, в которой тащил троих подстреленных днем кроликов.
- Вот проклятье! – выругался он. – Смотри, я весь измарался…
Темно-алая кровь, пропитавшая сумку, запачкала ему край кожаной накидки и залила всю правую штанину. Не подумав, Кили схватился за еще сырой подол – и тут же с отвращением отдернул перепачканную в крови ладонь. В нос ему ударил затхлый, приторно-кислый рудный смрад.
- Иди, отмойся поскорее, - посоветовал ему Фили, кивнув в сторону струившегося по камням ручья. – Потом застынет – уже ничем не ототрешь… И не трогай ты лицо, болван, у тебя же вся рука в юшке, забыл?
Кили, потянувшийся было почесать нос, быстро отвел руку и хмуро посмотрел на добродушно усмехнувшегося в усы брата. Подняв с земли тяжелую сумку, он оставил Фили обустраивать им место для ночлега, а сам направился к роднику, возле которого Глоин уже вовсю стучал огнивом, высекая кресалом из кремня снопы ярко-желтых искр. Наконец, сложенные рядом ветки вспыхнули и загорелись, и костер весело затрещал, а Глоин, кряхтя, поднялся на ноги.
- Теперь неплохо бы и мяса поджарить… Что там у нас есть?
- Вот, - подошедший к нему Кили бросил сумку на землю рядом с костром. – Немного, но все-таки. Здесь трое, а еще двоих я отдал Ори.
Молодой гном уже спешил к ним, и, к своему неподдельному удивлению, Кили не заметил на его одежде ни одного бурого пятна. Оказалось, что, в отличие от него самого, смышленый Ори догадался завязать кроликов в узел, а тот прицепить на длинную палку, которую он все это время нес на плече. Мысленно обругав себя, Кили развернулся и зашагал к роднику, у которого стащил накидку и, небрежно бросив ее на камни, присел на корточки. Смыв кровь с ладоней, он принялся отстирывать ее с подола накидки и со штанины, что было сложнее: стирать-то приходилось прямо на себе, а ключевая вода была такой холодной, что очень скоро от нее стало сводить пальцы.
Кое-как отмывшись и напоследок плеснув водой в лицо, Кили вернулся к остальным. Вокруг разгоревшегося костра, над которым был подвешен большой походный котелок, суетился Бомбур с деревянной ложкой в руке. Неподалеку на бревне под старым вязом сидели Бофур и Нори и невозмутимо свежевали кроликов охотничьими ножами, а прямо над их головами к низкой ветви были привязаны тетерева, подстреленные Торином. У обоих гномов были до локтей засучены рукава, а ладони с обеих сторон были красными от крови. Кили не впервой было видеть, как с убитого зверя сдирают шкуру, но, когда Бофур принялся умело и быстро потрошить кролика, он предпочел отвернуться. Одно дело метко выстрелить, и совсем другое – копаться потом в смрадной склизкой требухе.
Прошло еще около часа, прежде чем они смогли, наконец, разойтись с мисками по своему маленькому лагерю и поесть. Конечно, для тринадцати взрослых гномов и одного хоббита с хорошим аппетитом еды было совсем немного, но, в конце концов, чувство голода можно было заглушить и крепким табаком – гораздо ценнее была возможность просто растянуться на земле и дать отдохнуть ноющим ногам. Этим Кили и занялся, едва расправившись с мясной похлебкой.
В этот вечер, как с недавних пор и повелось, изнуренные, а оттого мрачные и сердитые гномы почти не разговаривали друг с другом. Разбредясь по поляне, они угрюмо занимались каждый своим делом. Кто-то уже спал, укрывшись краем плаща, а остальные, кто как мог, коротали время. Ори почти в полной темноте строчил что-то в дневнике, второпях сажая кляксы и пачкая пальцы чернилами. Хмурый Двалин натачивал топоры, и резкий визгливый звук, похожий то ли на крик птицы, то ли на свист ветра, глухо отдавался в окружавшей их лесной чаще. Нори, как всегда себе на уме, расположился поодаль от своих братьев и, прислонившись спиной к валуну, курил, задумчиво глядя в ясное звездное небо. А Фили, который еще днем заметил в стороне от тропы рощицу с дикими яблонями и набил полный мешок фруктов, теперь довольно хрустел ими.
- Эй, братец, - позвал он Кили, достав из холщового мешка мелкое темно-красное яблоко. – Будешь? Они кислые, совсем как ты любишь.
С благодарностью посмотрев на брата, Кили улыбнулся, забрал протянутое яблоко и сразу откусил почти половину. Кислый, чуть вяжущий зубы сок потек у него по подбородку, и он, громко шмыгнув носом, с присущей ему непосредственностью просто утерся рукавом рубахи. Фили незаметно посмотрел на него, пряча незлобивую усмешку, но ничего не сказал, а уже в следующий миг над поляной раздался низкий голос Торина
- Бофур, - позвал тот. – Ты первый в дозоре.
Мало-помалу, все они улеглись спать. Бофур расположился у костра: у его ног лежали заготовленные сухие поленья, которые он изредка подкидывал в огонь, не давая тому погаснуть. Дрожащее рыжее пламя освещало его лицо неровным теплым светом.
Ночь становилась холоднее, от стылого воздуха то и дело бросало в дрожь, и потому Кили, лежавший рядом с братом у большого мшистого валуна, зябко кутался в потрепанный плащ. Фили уснул почти мгновенно, а вот к нему сон не шел. Он беспокойно ворочался, изо всех сил стараясь не обращать внимания на гудящие ноги и ноющую спину. Гномы – сильный и выносливый народ, но тяготы долгого пути сказались и на них: каждый день они преодолевали огромные расстояния, неся на себе поклажу, которую не утащил бы ни один эльф или человек, и многим их хребты наконец напомнили о том, что и для гномов существует грань, которую им не преодолеть.
Мучаясь от ломоты во всем теле, лишь слегка притупленной табаком и парой глотков эля, Кили, в конце концов, устроился на спине, подложив под голову свернутую сменную рубаху, и стал по своему обыкновению разглядывать звезды. Одна, с западного края небосвода, сияла особенно ярко, чем напомнила Кили об Аркенстоне, похороненном в истерзанных драконьим огнем недрах Одинокой Горы. Так, одна за другой, мысли о неведомом будущем вернулись к нему вновь, и Кили поежился – но теперь уже не от ночной прохлады, а от гадкого трусливого холодка, поползшего вверх по позвоночнику. Сердясь на самого себя за малодушие, Кили попытался было отрешиться от тревожных мыслей, но все его старания пошли прахом. В тишине и темноте лихолесской ночи в одиночку избавиться от страха у него не получалось, а зазря будить Фили он не хотел: брат, наверное, и так уже в душе считает его трусом и слабаком. Эта мысль слегка отрезвляла, и Кили решил, что ему просто нужно прогуляться по поляне и выбросить все глупости из головы.
Откинув плащ, он поднялся на ноги. Поляна затихла, и если бы не потрескивание костра, тишина казалась бы неживой. Глаза Кили давно привыкли к темноте, а потому он сразу разглядел, что остальные члены отряда крепко спали. Спал, без сомнения, даже Торин, положив одну ладонь на живот, а во второй крепко сжав рукоять меча.
Обхватив себя руками и шаркая тяжелыми сапогами по примятой траве, Кили побрел к костру, манившему теплом и мягким оранжевым светом. Усевшись напротив Бофура, он увидел, что тот держал в руках небольшой брусок наспех обструганного дерева, из которого коротким острым ножом вырезал какую-то фигурку.
- Не спится? – сочувственно спросил Бофур, и Кили кивнул. – Мне тоже в этих местах не по себе. Уж не знаю, что именно не так, но, кажется, здесь творится настоящая чертовщина. Никак не возьму в толк – как только отсюда последние эльфы не сбежали…
Кили фыркнул, и Бофур улыбнулся в ответ. Вокруг его добрых темных глаз обозначились веселые морщинки. Они нравились Кили, и в этом не было ничего удивительного: точно такие же – только намного тоньше – были у его брата. Правда, чтобы разглядеть их, нужно было придвинуться к Фили очень близко и смотреть очень внимательно, так что, возможно, Кили был единственным, кто вообще знал, что они там есть – расходятся тонкими лучиками от смешливых голубых глаз.
Бофур отложил брусок и нож и, пошарив у себя за пазухой, вытащил старую походную флягу и протянул ее Кили.
- Хочешь отхлебнуть? Добрый эль, крепкий, такой мало где умеют варить. Я давно им запасся, берегу для особых случаев.
- Разве сейчас особый случай? – удивился Кили.
- Вполне, - уверенно кивнул Бофур. – Выглядишь препаршиво, Твое Высочество.
Кили прыснул. Он давно уже не видел своего отражения в зеркале – только в бегущей воде ручьев и рек – но мог себе представить свою кислую мину, отчего ему невольно стало смешно. Он взял у Бофура флягу и сделал пару глотков. Эль и впрямь был отличный: прохладный, в меру горький, со слабым привкусом сладковатого солода.
- Спасибо, - искренне поблагодарил он, и Бофур тепло улыбнулся в ответ.
Они долго сидели у костра. Бофур вновь занялся деревянной фигуркой, а Кили молча наблюдал, как с каждой срезанной стружкой бесформенный брусок обретает очертания крепкого коренастого гнома в панцирном доспехе. Пальцы Бофура были куда толще и грубее, чем у самого Кили, и тем более странно и удивительно было смотреть, как ловко и умело управляются они с ножом, заставляя его поворачиваться именно так, как это нужно, чтобы вырезать очередную мелкую деталь вроде наручей или узора на шлеме. Когда-то Кили тоже пытался обучиться резьбе по дереву, но она давалась ему куда хуже, чем работа с металлом. На первый взгляд кажется, что металл прочнее и тверже, но, расплавившись в жаре кузничной печи, он становится податливым и принимает любую форму, которую придает ему кузнец. Дерево же всегда остается твердым, оно не терпит хитростей и уловок, подобно металлу, но напротив – требует точной работы, потому что исправить ошибку мастеру уже не удастся. Сам Кили, как ни старался, так и не сумел овладеть искусством резьбы, и поэтому теперь зачарованно смотрел, как в умелых руках Бофура из куска дерева постепенно рождается маленький деревянный воин, немного похожий на тех, с которыми они с Фили так любили играть в детстве.
- И все-таки, парень, - неожиданно заговорил Бофур, не поднимая глаз от игрушки. – Ты в последнее время сам не свой. Я тебя прямо не узнаю.
От такой бесхитростной откровенности Кили похолодел и на мгновение лишился дара речи. Неужели у него и впрямь все на лице написано? Что тогда, должно быть, думает о нем Фили… и Торин.
- Все в порядке, - соврал он, усилием растянув губы в подобии беспечной улыбки. – С чего ты взял?
Бофур коротко взглянул на него исподлобья, усмехнулся и покачал головой.
- Ты храбрый парнишка, Кили, - вдруг негромко сказал он, усердно трудясь над причудливым узором по краю деревянного щита. – И мы все это знаем. Не бойся, здесь никто не считает тебя трусом. Тот чудак Радагаст был прав: в этом треклятом лесу и правда что-то происходит, мы все это чувствуем.
- И вовсе я не боюсь, - упрямо пробормотал Кили, хмуро глядя, как на землю у ног Бофура падают тонкие стружки.
- Брось, мы все боимся, - беспечно ответил тот и, немного понизив голос, добавил: – Здесь даже старине Двалину не по себе, уж поверь.
Потом он на какое-то время замолчал, потому что все его внимание было сосредоточено на деревянном воине. Покончив с узором на щите, он принялся за саму фигурку, кончиком ножа вырезая на ней контуры доспехов. Со стороны это было похоже на волшебство, потому что ножом Бофур орудовал так легко, словно тот не встречал никакого сопротивления и входил в дерево, как в растопленное масло.
А Кили, тем временем, никак не мог выбросить из головы его слова и размышлял, чего в них на самом деле было больше – простодушия или мудрости. Удивительно, но после них на душе почему-то сразу стало легче, и Кили показалось, что у него гора с плеч свалилась. Даже если Бофур немного лукавил насчет остальных членов отряда, он, тем не менее, явно был согласен, что в лесу творится что-то странное, а это значило, что Кили не мерещились все эти жуткие тени – а если даже и мерещились, то, по крайней мере, не ему одному.
Бофур сам прервал его раздумья, когда на минуту оторвался от игрушки, чтобы подбросить в костер новых поленьев.
- Знаешь, Кили, мне кажется, ты здорово повзрослел с тех пор, как мы отправились в этот поход, - искренне сказал он, палкой вороша раскаленные угли. – Еще весной тебе все было нипочем, а теперь – видел бы ты себя! Боюсь, если ты и дальше будешь ходить с таким грозным видом, то у тебя на лбу, чего доброго, морщина проляжет, как у дядюшки.
Кили тихонько рассмеялся. Каждое слово Бофура попадало точно в цель, как метко выпущенная стрела. И как только ему удавалось столь проницательно говорить о столь серьезных вещах, одновременно не теряя своей обычной веселости?
- Если честно, я, кажется, и правда понимаю теперь, почему Торин не хотел брать нас с Фили в поход, - признался Кили, отсмеявшись и посерьезнев.
Невесело усмехнувшись, Бофур кивнул, а Кили, спохватившись, добавил:
- Я не имел в виду, что хочу повернуть назад, я просто… - он запнулся всего на миг, споткнулся на собственных словах, и вдруг заговорил быстро и очень тихо, не в силах больше держать в себе то, что его мучило: – Понимаешь, оказывается, я и правда не знал, о чем говорил, когда пытался убедить его. И теперь я очень боюсь его разочаровать. Я же сам твердил ему, что я уже не мальчишка. Я просто не могу теперь допустить, чтобы он пожалел, что взял меня с собой.
Бофур, слушавший его очень внимательно, прищурился и задумчиво посмотрел прямо ему в глаза, отчего Кили показалось, что он заглянул в самую его душу.
- Не думаю, чтобы он когда-нибудь пожалел, - негромко сказал Бофур с неожиданно серьезным видом. – Впрочем, не мне рассуждать – это ваши королевские дела.
- Королевские… - рассеянно повторил Кили, глядя, как беснуются красно-желтые языки пламени. – Знаешь, я иногда думаю, что буду делать, если Торин действительно станет Королем-Под-Горой.
- Как что? – улыбнулся Бофур, хитро сверкнув шельмовскими глазами. – Будешь целыми днями возлежать на горе золота, пить вино, принимать почести и выбирать себе невесту.
- Да брось! – отмахнулся Кили. – Ты можешь представить меня принцем Эребора? Я, честно говоря, не могу. Вот Фили – другое дело, он иногда и выглядит и ведет себя совсем как Торин, ты заметил? А я так привык к жизни в Эред Луин, что и представить не могу, как что-то вообще может измениться.
Это была чистая правда – с Бофуром вообще волей-неволей хотелось быть искренним. Когда Кили полгода тому назад упрашивал Торина взять его с собой, то думал о приключениях, об опасностях, о сражениях – словом, обо всем, что угодно, но только не о том, что ждало их всех в конце этого похода. И только когда они отправились в путь, когда столкнулись лицом к лицу с первыми настоящими, а не выдуманными глупым мальчишкой, опасностями, когда он сам впервые пролил кровь в бою – только тогда он задумался, что их ждет. Поначалу его тревожили лишь мысли о драконе, который неожиданно перестал быть просто героем старых историй, оброс плотью и из призрака с неясными очертаниями превратился в живое – и очень опасное – существо. А потом Кили неожиданно для самого себя понял, что счастливый исход их путешествия беспокоит его ничуть не меньше, чем гибель в смертоносном драконьем пламени. Если Торин воцарится в Эреборе, что станет с ним самим? Что он станет делать? Сможет ли он проводить столько же времени с братом, как прежде, в Эред Луин? Все эти вопросы, на которые он не мог найти ответов, не давали ему покоя, и проклятое Лихолесье с его отравленным воздухом только усиливало постоянное чувство тревоги.
- Вот ты, Бофур, - вдруг спросил Кили. – Зачем ты отправился в поход? И что будешь делать после?
- Прости, парень, если я тебя разочарую, - пожал плечами тот, внимательно рассматривая игрушку в дрожащем свете костра. – Я пошел за Торином, потому что рассчитывал получить свою долю. Кайлом с киркою особо не проживешь – да я и не умею зарабатывать. А так, если повезет остаться в живых, отправлюсь потом куда-нибудь еще. Я ведь много где не был, а хотелось бы.
- Что, вот так просто пойдешь, куда глаза глядят? – изумился Кили.
- Ну да.
Над костром ненадолго повисла тишина. Кили все ждал, что Бофур скажет еще что-нибудь, но тот молчал и невозмутимо занимался деревянной фигуркой, выстругивая для маленького воина тяжелый меч. Кили задумался, уставившись на его ловкие руки, и поэтому приглушенный голос Бофура, когда тот снова заговорил, прозвучал неожиданно.
- Представляешь, всю жизнь искать чего-то, но так и не найти, чтобы потом ни с чем не жаль было расставаться – это ли не прекрасно? Но у тебя так не получится. Да и у меня, наверное, тоже.
Кили растерянно поднял на него взгляд. На мгновение ему показалось, что на лице Бофура застыла печаль, но стоило тому улыбнуться – и она тут же сменилась его обычным веселым и беззаботным выражением, а в глазах мелькнула знакомая хитринка. Однако Кили отчего-то был уверен, что та печаль ему вовсе не примерещилась.
Не успел он ничего ответить, как Бофур отложил нож, а получившуюся фигурку протянул ему.
- Вот, возьми. Пусть будет у тебя.
Вблизи деревянный воин понравился Кили еще больше. Детали доспеха, щит, меч, тяжелые сапоги – все это было вырезано так искусно, что Кили поймал себя на мысли, что он как в детстве, затаив дыхание, ждет, когда игрушка оживет в его руках. Восхищенно рассмотрев фигурку со всех сторон, он с благодарностью взглянул на Бофура.
- Совсем как настоящий! – признался он, бережно пряча фигурку за пазуху. – Должно быть, малыши в восторге от твоих игрушек. Если честно, даже странно, что ты не завел семью. Многие дети мечтали бы о таком отце.
- Ну уж нет. Одно дело мастерить безделушки для чужих ребятишек, и совсем другое – заботиться о своих, - вздохнул Бофур. – К тому же, у меня бы вряд ли получилось воспитывать их так же хорошо, как развлекать.
- Но многие ведь и этого не умеют, - возразил Кили. – Да и как знать, что важнее?
- Может, ты и прав, - пожал плечами Бофур и вдруг негромко хохотнул. – Как бы то ни было, я, спасибо братцу, по крайней мере, племянниками не обделен!
Внезапно он широко улыбнулся, посмотрев куда-то поверх плеча Кили. Тот обернулся и увидел, что к ним бредет Фили – немного заспанный, но вовсе не выглядящий усталым, как многие другие члены отряда.
- Почему ты не спишь? – хрипло спросил он Кили, подойдя и положив руку ему на плечо. – Я проснулся – а тебя нет. Уже хотел за меч хвататься.
Кили шутливо закатил глаза, и Фили, усмехнувшись, сел рядом с ним и достал из кармана трубку и кисет с табаком.
- Хочешь, я встану в дозор вместо тебя? – вдруг спросил он Бофура, и тот пожал плечами.
- Как знаешь, парень. Но буду тебе признателен. Честно говоря, я порядком устал.
Он тяжело поднялся, распрямляя затекшие ноги, и, кивнув братьям, собирался было уйти, когда вдруг остановился и хлопнул себя по лбу, словно вспомнил что-то важное.
- Вот болван, чуть не забыл! – и с этими словами он вытащил из-за пазухи ту самую флягу, из которой до этого давал отхлебнуть Кили. – Вот, забирайте. Это в благодарность за возможность поспать.
С удивлением заметив восторженно загоревшиеся глаза брата, Фили забрал у Бофура флягу, и тот направился к противоположному краю поляны, где еще вечером обустроил себе место для ночлега. Фили проводил его задумчивым взглядом.
- Если хочешь, иди спать, - предложил он Кили, раскуривая трубку. – Что бы ни было в этой фляге, обещаю, что без тебя пить не буду.
- Вот еще! Никуда я не пойду, - пробурчал тот. – Я с тобой.
Тогда Фили молча протянул ему трубку, и Кили так же молча принял ее, как будто не было ничего более естественного, чем делить на двоих терпкий дым – ведь они даже дыхание всю жизнь делили на двоих. Кончик трубки, там, где его касались губы Фили, был теплым и немного влажным. Кили затянулся, и как всегда вместе с дымом вдохнул горьковато-кислое дыхание брата.
Несколько минут они молча сидели, соприкасаясь плечами и коленями. Ароматный дым окутывал их, как предрассветный туман, и щекотал ноздри. Кили, у которого уже начали слезиться глаза, жадно затягивался этим дымом и несколько раз пытался выдохнуть его ровным колечком, но у него ничего не получалось. Фили только добродушно посмеивался над ним.
К тому времени, как костер вновь стал постепенно угасать, Кили почти уже перестал думать о разговоре с Бофуром, но стоило ему неловко двинуться, передавая трубку Фили – и он почувствовал, как маленький деревянный воин оттягивает ему внутренний карман. В памяти почему-то тут же всплыли слова Бофура, произнесенные с грустью, которая, как Кили внезапно понял, ему действительно не привиделась.
- Знаешь, - тихо сказал он брату, – Бофур говорит, что счастье в том, чтобы искать и не найти.
- Вот как, - в тон ему отозвался Фили и, свободной рукой подняв с земли палку, слегка потянулся вперед, чтобы поворошить остывающие угли костра и придвинуть в центр новые поленья. – Может, в чем-то он и прав.
Кили задумчиво смотрел, как в углях заплясали красные искорки – и вот уже огонь разгорелся с новой силой, весело затрещал и принялся жадно облизывать нетронутые сухие поленья. Взглянув на посерьезневшее лицо брата, на его нахмуренные брови и поджатые бескровные губы, Кили понял, что Фили о чем-то размышлял.
- Но я думаю иначе, - добавил он со спокойной уверенностью.
- И что же думаешь ты? – тихо спросил Фили, посмотрев на него так, словно ожидал услышать что-то очень важное.
- Я думаю, счастье – это если тебе с самого начала не надо ничего искать, - ответил Кили непривычно серьезным тоном.
Не сводя с него глаз, брат медленно кивнул и добавил:
- Потому что у тебя есть все и даже больше.
После этого они замолчали и за весь вечер больше не сказали друг другу ни слова. Они курили трубку, прихлебывали пряный эль и долго-долго смотрели, как над костром взмывают в воздух красные и золотые искры, кружатся и растворяются с сухим потрескиваньем. Им не было нужды обсуждать то, что было сказано, ведь они как всегда прочитали все друг у друга в глазах. Не было нужды что-то искать и куда-то торопиться. В ту минуту для них имели значение и существовали разве что этот эль, старая латунная трубка, щепотка табака и догорающий костер. А все тревоги, страхи и мысли – о походе, который становился все опаснее день ото дня, о драконе, спящем под Одинокой Горой, и даже об Аркенстоне, возможно, потерянном для них навсегда – можно было с легким сердцем отложить до утра.
И Кили мог бы поклясться, что прекраснее этого и правда не было ничего на свете.

@темы: Кили, Бофур, Фанфикшн, Фили

---

[Ваниль.]

На вскидочку: первый точно Балин, а последний Двалин.

Везучая девушка, однако

ОБЗОРАМ

[L]Ваниль[/L] <a href="http://bag-end.diary.ru/p186648387.htm" target=_blank>выкладывает</a> коллаж кроссовер Хоббит/Белоснежка.

@темы: Хоббит, Юмор, Фанарт, Креатив

---

[-Bait-]

Гламурный Радагаст. О_о

@темы: Юмор, Фанарт

---

[Ваниль.]

Фантворчество в моем исполнении активно развивается. От стихов и фанфиков решила перейти к изображению. В итоге режу Хоббита на куски, буду монтировать клип. О как хочу это сделать, ни разу еще не создавала клипы по фильмам, но очень хочется.
Пока вот вырезала песню в русском варианте "Бильбо Беггинсу назло"

видео

Активно поскриншотила и сварганила гифки. Весь день просидела у компа. давненько такого не было, ох уж эти гномы
Не знаю, что вышло. Моя первая работа, старалась

гифки 4 шт.

Этот кадр взбудоражил мое извращенное фанфиками сознание, и оно упорно видит тут неслабое такое передергивание


Люблю этот момент))

наш няшный суровый джедай)


Ну и пока клипала скины, нашла несколько забавных и милых кадров:
тут наш мальчик просто зайка)

еще 3

Мне вот интересно, кто рядом с Торином.

Очень старательный мальчик...

Бофур тут очень красивый

У Кильки и Торина до фига пафосных кадров, из которых так и хочется гифочки сделать, а вот у Фили пока ни одного не нашла. Странно.

ОБЗОРАМ

[L]Ваниль.[/L] <a href="http://banilka.diary.ru/p186066094.htm">выкладывает</a> видео "Бильбо Беггинсу назло" и гифки собственного производства по Торину и Кили.

@темы: Хоббит, Гномы, Кадры из фильма, Видео, Фото

---

Дети Дурина. Часть 1

[Ваниль.]

Название: Дети Дурина. Часть 1
Автор: Ваниль
Главы: 1/5. планируется многосерийный рейтинговый фанфик по Дуринцесту.
Фандом: "Хоббит"
Персонажи: Фили/Кили. второстепенно ОЖП
Рейтинг: NC-17
Жанр: Лемон.
Размер: мини -1171 слово
Дисклаймер: Все права на героев принадлежат Дж.Р.Р. Толкину
Предупреждение: однополые отношения, графическое описание секса, инцест.

Часть 1

+18

- Вы идете купаться? Или для гномов вода слишком холодная? – Прана улыбнулась и нырнула в воду прямо в льняном сарафане. Августовское солнце пекло нещадно в этом году, и среди людей купаться в речке было занятием привычным. Девушка вынырнула, встав по пояс в воде. Мокрая ткань облепила полную грудь и вставшие от холодной воды соски. Кили сглотнул и ступил в прохладную воду. Женская грудь всегда была его слабым местом. Фили решил не отставать от младшего и тоже зашлепал по воде. Лично его в человеческих женщинах неустанно привлекали длинные ноги.
- Твой отец не разгневается, если увидит тебя с нами? – Старший все же решил в полной мере нащупать ситуацию.
- Он не увидит.- Прана уверенно тряхнула головой. – И не разгневается, только если я этого не захочу.
Ответ был более чем исчерпывающим. Услышав его, Кили заметно повял. Отец Праны был владельцем гостиницы, в которой жили братья. Здесь, в Кривогорье, в недели пути от Эред Луин, им было поручено ждать Торина с еще парочкой гномов. И братья решили, что хозяйская дочь скрасит обоим ожидания.
Река заметно охладила пыл обоих, но выйдя на берег троице быстро стало жарко. Гномы молчали, боясь разгневать Прану наглыми приставаниями и испортить и без того неидеальные отношения между людьми и гномами в этом городке.
- Вы всегда вместе ходите в походы? – Девушка расправила покрывала и поставила у изголовье корзину с ягодами, которые она собирала сутра. Устроившись поудобнее, она внимательно оглядела гномов снизу вверх.
- Да… практически. – Опять подал голос Фили, потому что Кили был занят разглядываем сосков, чьи очертаний быстро исчезали на высыхающем платье.
- А сексом вы тоже занимаетесь вместе?
Братья переглянулись, будто получив команду к действию.
- Бывает... - Фили осторожно присел на покрывало рядом с ней. Прана звонко расхохоталась, запрокинув голову. И лишь тогда Фили понял, что не уточнил. – Ну не друг с другом, конечно.
- Лучше молчи… – Девушка положила палец ему на губы, после чего оба набросились друг на друга, словно только этого и ждали.
Кили недолго оставался в стороне. Отдельного приглашения юноше не требовались. Вскоре троица превратилась в стонущий и хлюпающий клубок рук и ног. Прана была искусной любовницей, а братья не менее искусными любовниками. Они часто оказывались в одной постели втроем или вчетвером, но еще ни разу ни одна девушка не давала им обоим одновременно. Братья грезили этой картинкой, и Прана казалась им идеальным вариантом для осуществлений своих сексуальных фантазий.
- Да ты что? – Девушка многозначно подняла бровь на предложение Фили удовлетворить их обоих. – Не думаю, что моему папочке понравиться такая идея.
Братья переглянулись с явным разочарованием на лице. Оба переходили уже в тот возраст, когда обычный секс переставал быть чем-то запредельным и фантастичным. Подходила пора либо становиться великими мастерами/воинами/полководцами, либо жениться.
- Да ладно, не грусти. – Прана улыбнулась, проведя рукой по щеке Кили. – Вы, правда, так этого хотите?
Младший посмотрел на нее одним из тех взглядов, что лишали девственности ни одну скромную девицу, но Прана лишь засмеялась в ответ, умиляясь его природному очарованию.
- Я соглашусь при одном условии…

\ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \
Кили судорожно вздрогнул, ощутив губы брата на своем члене. Солнце вдруг показалось ему слишком ярким, хотелось спрятаться куда-нибудь подальше с этого берега, лишь бы их никто не увидел.
- Вот так, чуть глубже… молодец. – Прана с очень серьезным видом следила за процессом, приказывая Фили, как и что ему делать. Старший был напряжен, проклиная тот момент, когда дал этой хитрой и похотливой человеческой девке свое слово.
- Кили! – Прана резко кликнула младшего, который отчаянно краснел, понимая, что ласки брата доставляют ему удовольствие. – Переляг сюда… туда головой.
Девушка разводила их как фигуры в игре, уложив валетом. Теперь член Фили был аккурат напротив лица младшего.
- Сожми его рукой, - Прана вложила толстый и распухший еще с предыдущих игрищ орган старшего в ладонь Кили и накрыла своей рукой. Ее явно безумно возбуждала эта картина. – Соси… давай.
Кили сглотнул, зажмурился и опустил член в рот. Ничего ужасного не произошло. Он еще хранил на себе запах и вкус Праны, которую Фили трахал несколько минут назад. Под руководством девушки, Кили вскоре вошел в темп. Это было не намного сложнее, чем онанировать. Только двигать рукой приходилось под другим углом, и еще Прана вечно приказывала то лизать, то посасывать головку.
Убедившись, что Кили справляется, Прана переключилась на брата. Запустив длинные пальцы в его белокурую голову, она принялась подсаживать его на член Кили. Младший инстинктивно задвигал бедрами, трахая Фили в рот. Последние мысли и угрызения совести окончательно улетучились из его прекрасной головки, т.е. головы.
Младший шумно дышал, забывай ласкать член брата, за что получал хлесткие удары Праны по ягодицам. Это возбуждало еще сильнее.
- Сожми его яйца, ну же! – Фили схватил мошонку брата аккуратно, на настойчиво сжимая его. Кили застонал, сразу же благодарно вылизав головку Фили. Руки его сами собой оказалась на его заднице, и он начал рывками прижимать бедра брата к себе. Фили тут же отозвался взаимным напором, выпустив член Кили изо рта, он привстал, любуясь картиной. Прана помогала, поглаживая его красивые и мускулистые ягодицы, покрывая поцелуями грудь и шею.
- Ну же, давай… ну же… - Прана повторяла снова и снова как заклинание, вперемешку с влажными поцелуями и шлепками. Фили запустил руки в ее волосы, прижимая к своей мошонке, и она с удовольствием принялась лизать его набухшие яйца.
Фили хрипло стонал, ощущая близкий конец. Шея Кили безумно затекла, но он ощущал, как напрягся член брата, и не хотел сорваться в самый последний момент.
- да, да, да. – Фили, сам не заметив, вцепился в ляжку брата, нарастая темп. Изогнулся, бешено пульсируя изливающимся членом во рту младшего, и со сладким стоном кончил.
Кили от неожиданности проглотил все до последней капли. Вкус Фили был терпким и немного горьковатым. Прана блаженно любовалась братьями, поглаживая размякшее тело Фили.
Дав ему пару минут, чтобы прийти в себя, она ткнула его в пах Кили. Старший приподнялся на локте, взглянув на брата. Но тот с извиняющимся выражением лица подергал членом у него перед лицом.
- Не упрямься, будь благодарным мальчиком. – Прана погладила Фили по голове, как мама, когда та заставляла выпить невкусное, но полезное лекарство. И Фили подчинился.
Член Кили приятно заполнил пустоту у него во рту, и язык Фили проворно затеребил головку. Прана села верхом на младшего, шире раздвинув его ноги, и помогала Фили как могла. Кили постанывал, откинувшись на бок и трахая Прану пальцем.
Девушка балдела, переключаясь с мошонки Кили на юшку Фили и наоборот. Наконец, когда Кили застонал особенно громко и быстро, она шепнула Фили так, чтобы слышал только он.
- Вставь палец ему в задницу.
Фили, не выпуская член брата изо рта, вытаращил на нее глаза, но получив легкий и многозначный удар по щеке, потянул руку. Прана перехватила ее, обильно смочив средний палец и парень, не долго думая, вошел в Кили.
Младший просто взорвался, дрожа и пульсируя всем телом. Пальцы его впились в берда Праны, оставляя синяки. Он пытался ты вырваться, то насаживался на руку Фили. Старший был так увлечен, что не заметил, как вязкая сперма забрызгала весь его рот и сейчас стегала на подбородок.
Наконец, тяжело дыша, оба повалились на спины.

ОБЗОРАМ

<a href="http://banilka.diary.ru/"><b>Ваниль</b></a> <a href="http://banilka.diary.ru/?newpost#vbform">пишет</a> рейтинговый фанфик Фили/Кили с дальнейшим дуринцестовым продолжением.

@темы: Хоббит, Кили, Фанфикшн, Фили

---

Падать и вновь подниматься, Двалин|Торин, PG

[Шалот]

Название: Падать и вновь подниматься
Автор: Шалот
Бета:  Amergin
Фэндом: The Hobbit
Пейринг: Двалин|Торин
Рейтинг: PG
Жанр: angst
Размер: мини
Предупреждения: смерть второстепенных персонажей

...

Сколько Двалин себя помнит, он всегда был подле Торина – по его правую руку или у него за спиной, защищая в битве – и не может поверить, что когда-то все было иначе. Порой ему кажется, что его жизнь начинается и заканчивается Торином, что до него ничего не было, и кроме него ничего нет, и после него – но Двалину страшно об этом думать – уже никогда ничего не будет.
Они всегда были вместе – и в таверне, в пьяном веселье, и в грохочущем жаре кузницы, и на поле боя – и уже давно ни один из них не в силах представить свою жизнь без другого. Плечом к плечу они противостояли целому миру, полному опасностей и зла, и прошли через испытания, которые, быть может, и не преодолели бы поодиночке. На их долю выпало и унижение изгнания, и горькая радость побед, и бесславное бремя поражений. Они почти не расставались, но если судьба и разделяла на время их дороги, то за мучительной разлукой всегда рано или поздно следовала долгожданная встреча, и с каждым разом их дружба становилась все прочнее, закаляясь будто сталь.
Их связывают узы крови – через далекого предка, короля Наина Второго – но в сражениях, через которые они прошли, прикрывая друг другу спины, их куда сильнее связали узы священного воинского братства. В самой гуще боя они старались держаться вместе, и, если один из них оставался безоружным, второй кидал ему меч, а когда кто-то из них падал, то другой тут же бросался к нему, чтобы своим щитом прикрыть его от града стрел. Каждый из них получил немало ран, предназначавшихся другому – и пролитая кровь связала их прочнее и надежнее, нежели та, что течет в их жилах.
Двалин помнит Торина при Азанулбизаре – да и кто смог бы забыть его, застывшего среди мертвых тел с изрубленной и изрезанной дубовой ветвью в опущенной руке? Однако Двалин помнит эту минуту так ясно, словно та великая и страшная битва была только вчера, помнит ее, как никто другой, быть может, даже лучше, чем его брат Балин. Его память сохранила и пронесла через долгие годы каждую, даже самую незначительную деталь тех далеких событий, и обычно немногословному Двалину порой становится жаль, что ему никогда не хватит красноречия, чтобы описать все, что он помнит.

***

Изможденный и усталый, он брел тогда по почерневшим от залившей их крови камням, еле переставляя ноги и волоча по земле тяжелый топор. Он не знал, жив ли Торин, он не знал даже, жив ли его брат. Одному Махалу известно, сколько времени прошло с тех пор, как их разлучила сметающая все на своем пути волна визжащего, брызжущего слюной и размахивающего мечами орочьего отродья. Тогда Двалину пришлось несладко, и, отчаянно отбиваясь от орков, он потерял из виду их обоих – и Балина, и Торина. Еще никогда Двалину не приходилось никого искать после битвы – и он, должно быть, выл бы от страха, пробираясь между искалеченными телами, если бы у него оставались на это силы. Измученный, он то и дело спотыкался о чьи-то раскинутые руки и ноги, иногда уже не принадлежавшие их владельцам, но упрямо шагал вперед, напряженно вглядываясь в грязные бледные лица тех, кто брел ему навстречу.
Сердце подсказывало ему, что Балин жив, и Двалину очень хотелось в это верить. Наверное, если бы его брат отправился в чертоги Мандоса, он непременно почувствовал бы. Но вот жив ли Торин? Двалин вдруг подумал о том, как утром они с Торином помогали друг другу закрепить наручи перед битвой. Он вспомнил сосредоточенное лицо принца, его нахмуренные брови, твердую решимость в светлых глазах – и от этих воспоминаний страх потерять его усилился.
Последний раз Двалин видел Торина, когда тот сражался с Бледным орком. Впрочем, сначала он услышал его крик.
Отчаянный вопль, полный ужаса, боли и ярости раздался над полем битвы, на мгновение заглушив и рычание Азога, и свист стрел, и лязг мечей. Двалин, который как всегда был поблизости, отшвырнул от себя орка, которого тяжело ранил в плечо своим топором, и, обернувшись, увидел страшную картину. Бледный орк стоял на уступе скалы, поигрывая своей огромной шипастой булавой, и глумливо скалил щербатый рот. У подножия каменного уступа, не замечая ничего вокруг, застыл Торин, обессилено опустив не только меч, но и щит – а у его ног лежала окровавленная седовласая голова. Голова их короля Трора.
Двалин взвыл не своим голосом и хотел было броситься к Торину, оказавшемуся вдруг совершенно беззащитным посреди ожесточенного сражения – но сразу двое орков напали на него с обеих сторон, и ему волей-неволей пришлось отбиваться от них. Не глядя вокруг, Двалин прорубал себе путь топором, думая только об одном: он должен был успеть, он должен был закрыть Торина собой. А тем временем Азог, все с той же безобразной ухмылкой, поудобнее перехватил рукоять булавы и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Взревев, Двалин еще усерднее принялся наносить рубящие удары направо и налево, но орков было столько, что как бы яростно он ни бился, он едва ли приблизился к Торину больше, чем на дюжину шагов. В те мгновения время вдруг стало стоить больше всего золота и всех алмазов Эребора – но оно утекало сквозь пальцы, и Двалин боялся, что скоро его не останется совсем, как не осталось больше у его народа ни одного драгоценного камня из Одинокой Горы.
Прямо на Двалина из толпы выскочил очередной орк, и гном, не задумываясь, ударил его в грудь топором. Орк тяжело осел, и поверх его омерзительной головы Двалин увидел, что на пути у него никого не было. Он хотел было броситься к Торину со всех ног – но лезвие его топора как назло застряло в орочьих доспехах. Двалин с досадой и отвращением пнул повалившегося на землю орка и огляделся в поисках другого оружия, но вокруг на беду не было ни одного брошенного меча. Взревев, Двалин ухватился за рукоять топора, уперся ногой в тело мертвого орка и дернул, что есть сил. Топор, застрявший, видимо, не просто в доспехах, но в самих ребрах твари, подался не сразу, и когда Двалин, наконец, выпрямился, то понял, что было поздно.
Азог с хриплым рычанием бросился на Торина, размахнувшись булавой. Лишь в самый последний миг, когда на него уже был готов обрушиться страшной силы удар, Торин, наконец, вышел из оцепенения и успел поднять щит, который Азог тут же выбил у него из рук. Чей-то отчаянный крик оглушил Двалина – он так и не понял, что это кричал он сам, в ужасе глядя, как очередной удар лишил Торина и меча – удар столь сокрушительный, что принц упал на спину и покатился по камням.
Не помня себя от страха, Двалин кинулся к нему, расталкивая попадающихся ему на пути орков, но Азог оказался быстрее. Сквозь кровавую пелену перед глазами, Двалин увидел его рассеченную застарелыми шрамами спину: Бледный орк возвышался над Торином, занеся над головой свою чудовищную булаву. Корчась от боли, принц вслепую шарил по земле, пытаясь дотянуться хоть до какого-нибудь оружия, а увидев над собой огромного орка, мучительно застонал, тщетно силясь подняться.
В тот самый миг, когда орк с ревом обрушил на него булаву, Торин вдруг поднял над собой огромную дубовую ветвь, заслоняясь от удара. У Двалина от ужаса замерло сердце: он был уверен, что сейчас раздастся глухой треск разрубленного дерева, и булава тяжело опустится прямо Торину на грудь – но этого не случилось. Ветвь устояла – один раз, а затем и второй, и третий. Азог яростно взревел и размахнулся изо всех сил, но случилось чудо: Торин нашел рядом с собой меч и, размахнувшись, отрубил Азогу его левую руку.
Брызнула черная орочья кровь – и отчаянный, леденящий душу вопль разнесся по всей долине. Азог рухнул на колени, нянча истекающий вязкой кровью обрубок руки и с ненавистью глядя на Торина своими злыми раскосыми глазами, помутневшими от невыносимой боли. Торин медленно поднялся и уже занес меч, чтобы нанести решающий удар, когда предводителя орков вдруг со всех сторон окружили его собратья и, подхватив под руки, в спешке потащили к Восточным Вратам. Обезумев от страшных мук, тот рычал и вырывался, проклиная Торина и весь его род и клянясь отомстить.
Когда Двалину, наконец, удалось прорваться к Торину сквозь толпу, тот стоял у подножия уступа, морщась от боли в ушибленной спине, с окровавленным мечом в опущенной руке, и, не отрываясь, смотрел на темнеющие в скале Врата, похожие на оскаленную пасть голодного хищного зверя.
- Отец… - пробормотал он, обернувшись к Двалину. – Нужно найти отца…
Они тогда еще не знали, что Траин, увидев отрубленную голову Трора, испытал столь невыносимые страдания, что рассудок его помутился. Боль потери была так огромна, что заполнила собой все его существо, а образ отсеченной головы отца затмил все прочие мысли. С протяжным горестным воем наследный принц Эребора ринулся в самое пекло битвы. Должно быть, там он и сгинул, безутешный сын короля Трора, а если и выжил каким-то чудом, то после его уже никто не видел – а потому Торину пришлось вести осиротевшие и обезглавленные войска самому.
Двалин не знал, как Торину удалось воодушевить их изрядно поредевшую армию. То ли сыграло свою роль его сражение с Азогом, то ли гномы, потерявшие разом и короля, и наследного принца, устремились за ним только потому, что он был потомком Дурина, а они не хотели в этот страшный день потерять еще одного наследника древнего рода. Как бы то ни было, в тот день в долине Азанулбизар молодой принц стал их королем. Потом, в мрачных подземельях Эред Луин, далеко на западе, ему на голову возложат венец и нарекут Торином Вторым, Королем-В-Изгнании, но Двалин всегда верил, что сам Махал благословил Торина именно там, в жестоком бою у Восточных Врат Казад-Дума.
Двалин помнил, как Торин призвал их сплотиться и позабыть о страхе, как он первым бросился в атаку, высоко подняв меч – и как вслед за ним с отчаянной отвагой, присущей лишь тем, кому нечего терять, ринулись тысячи гномов. Двалин и сам тогда бежал за ним, стараясь не отстать ни на шаг, и в безрассудном веселье рубил оркам головы. Балин тоже был поблизости – то и дело мелькали неподалеку его рано поседевшие волосы, и их вид как всегда вселял в Двалина уверенности. Страх смерти отступил, будто его и не было – и все они вдруг стали казаться самим себе неуязвимыми.
Они наседали на орков беспощадно, не давая отродью ни единой передышки. В какую-то минуту победа, казалось, была совсем близка – но тут им навстречу устремились новые отряды, которые и оттеснили Двалина назад, разлучив его с Торином и братом.
И вот теперь, когда победа с таким трудом была добыта, он упрямо шел туда, где видел их обоих в последний раз, перешагивая через трупы орков и почтительно огибая тела своих падших собратьев, где это было возможно. Там, где бои были особенно кровавыми, мертвые гномы и орки лежали вперемешку, иногда насаженные вдвоем на одно и то же копье. Повсюду на земле валялись обломки стрел, секиры, мечи и скрамасаксы.
Прямо у Двалина над головой раздался пронзительный птичий крик: это воронье и стервятники уже слетались со всех концов долины, чтобы поживиться мертвечиной. Одна птица опустилась на изувеченное тело молодого гнома, лежавшего в двух шагах от Двалина с обломком копья, застрявшим в груди. Рядом с ней тут же с клекотом приземлилась вторая - и они вместе принялись жадно выклевывать ему глаза. Не в силах смотреть на то, как они оскверняют тело юнца, едва успевшего обзавестись короткой бородой, Двалин закричал и замахал руками, прогоняя птиц. Те с шумом поднялись в воздух и закружили вокруг своей добычи, но стоило Двалину отойти, как они опустились на прежнее место. Шелест сотен крыльев и карканье доносились уже со всех сторон – и ничто не смогло бы тогда остановить это отвратительное птичье пиршество. Двалин все стоял в стороне и смотрел на тело молодого гнома, думая лишь о том, что где-нибудь вот так же может лежать Торин: мертвый, распластанный по земле – а на его тело слетаются птицы.
Он сумел стряхнуть с себя оцепенение, только когда стервятники оставили мертвого гнома в покое, и глазам Двалина предстала страшная картина: искаженное, почти безволосое бледное лицо, залитое кровью из пустых глазниц. В ужасе Двалин отвернулся и поплелся дальше, прочь от этого страшного зрелища, уговаривая себя ни за что не оглядываться. Нет, такое не могло случиться с Торином. Его смерть не может быть такой.
Насилу волоча будто налившиеся свинцом ноги, Двалин поднялся по отлогому уступу – и тут его сердце радостно забилось. Чуть поодаль он увидел Балина. Тот сидел прямо на земле, спиной к нему, грязный и измученный, тяжело опираясь на воткнутое рядом в землю копье – но Двалин узнал его сразу.
Ему вдруг показалось, что он не видел брата целую вечность. Он хотел было крикнуть, позвать его – но вовремя осекся, не решившись нарушить священную тишину, в которую погрузилась вся долина, от края до края. Поэтому он просто молча подошел к Балину и положил руку ему на плечо – а тому не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто стоял у него за спиной.
- Nadad, - прошептал Балин. – Я знал…
- Я тоже, - тихо ответил Двалин и слегка сжал его плечо.
Он, наконец, опустил топор на землю, помог Балину подняться, и какое-то время они просто стояли рядом, вцепившись друг другу в плечи и помогая удержаться на ногах, и смотрели друг другу в глаза. По щекам Балина текли слезы – то ли от невыносимого горя потерять в один день стольких друзей, то ли от счастья увидеть живым хотя бы родного брата. Двалин не любил ни прикосновения, ни объятья, но, когда Балин молча притянул его голову к себе и прижался к его лбу своим, не сказал ни слова.
- Отец, - хрипло проговорил Балин, глотая слезы. – Отец мертв.
Двалин поднял на него полные ужаса глаза.
- К-как?! – выдохнул он, заикаясь. – Нет, что ты такое говоришь…
- Он мертв, - повторил Балин и сильнее сжал плечи брата.
Двалин закрыл глаза и, сцепив зубы до скрежета, долго молчал, пытаясь свыкнуться с мыслью, что их отца больше нет в живых. Ему казалось, что он ослеп и оглох, и, если бы не утешавший его Балин, не отпускавший его ни на миг, он, наверное, и вовсе сошел бы с ума от горя.
«Какое счастье, - думал он, не осмеливаясь произнести это вслух. – Какое счастье, что у меня остался ты, брат…»
Наконец, он нашел в себе силы отстраниться. Балин, глаза которого успели уже покраснеть от слез, не сводил с него напряженного взгляда, но отпустил его плечи.
- Где он? – севшим голосом спросил Двалин. – Я хочу проститься с ним.
- Не нужно, - покачал головой его брат. – Умоляю тебя, не нужно. Его… его тело уже унесли.
- Я хочу проститься с ним, - упрямо повторил Двалин, исподлобья глядя на брата.
- Я же сказал, нет! – неожиданно резко ответил Балин и тут же, смягчившись, добавил: - Поверь, он бы не хотел, что ты видел его таким. Да и живым ты сейчас нужен больше, чем мертвым.
Услышав эти слова, Двалин словно очнулся от тревожного, дурного предутреннего сна. Его сердце гулко и беспокойно застучало, кровь зашумела в ушах – и слабая надежда зародилась у него в груди.
- Живым? – выдохнул он. – Торин? Он жив? Ты видел его?
- Да, он жив, - устало сказал Балин. – С ним все в порядке. Но вот его брат, Фрерин… Я не знаю, как сказать ему об этом. Двалин, я… боюсь.
- Я сам скажу ему, - ответил Двалин и увидел, что в глазах брата мелькнуло облегчение. Балин молча махнул куда-то в сторону, и Двалин, еще раз несильно хлопнув его по плечу, направился в том направлении, которое указал ему брат.
Солнце медленно клонилось к закату, освещая Азанулбизар зловещим розоватым светом. Кое-где брошенные клинки отбрасывали кровавые отблески. То был ужасный закат: в воздухе то и дело разносились мучительные стоны раненых и гортанный птичий клекот, и пахло железом и смертью. Не останавливаясь, Двалин огляделся – безутешные, убитые горем гномы все бродили среди тел, стараясь отыскать родных и друзей. Двалин знал: они еще долго будут искать их. Когда зайдет солнце, и наступит ночь, и луна осветит все призрачным синим светом, они зажгут факелы, но не вернутся в лагерь и так и будут до самого рассвета траурными тенями скользить по долине.
Двалин не знал, как сказать Торину о смерти его брата, но он готов был разделить с ним всю скорбь, что принесет это страшное известие.
Он нашел Торина сидящим на камне. У его ног лежал меч и дубовая ветвь, вся иссеченная глубокими царапинами. Остекленевшим немигающим взглядом Торин смотрел на долину и, казалось, не заметил подошедшего Двалина.
- Торин, - негромко позвал тот, и принц вздрогнул.
- Ты! – только и сумел выдавить Торин, обернувшись, и, соскочив с камня, привлек старого друга к себе, сжимая в объятьях таких крепких, что у Двалина затрещали кости. Отпустив его, Торин жадными глазами впился в его лицо, словно до этого уже успел смириться с его смертью. Невесело усмехнувшись, он протянул руку и попытался стереть со щеки Двалина кровь и грязь, но те будто въелись в кожу, и Торин оставил свои попытки.
- Я и не чаял увидеть тебя вновь, - хрипло признался он, наконец. – Я боялся, что ты погиб в той бойне.
Сказав это, он покачал головой, словно все еще не мог поверить, что Махал, в своей щедрости, позволил им свидеться вновь.
Двалин смотрел на него – изможденного, измазанного своей и чужой кровью, но живого – и не знал, как найти в себе силы сказать ему о смерти Фрерина. Он вовсе не чувствовал, что готов был это сделать, но и тянуть с этим он не мог – слишком тяжело было в одиночку нести на своих плечах всю ту невыносимую боль, что причиняла эта весть.
- Торин, послушай, - тихо сказал он. – Твой брат… Фрерин погиб.
Торин с тихим, едва слышным стоном пошатнулся, словно в грудь ему вонзилась стрела, но Двалин схватил его за плечо, не давая упасть, и осторожно помог сесть. Лицо Торина исказилось, а глаза вдруг стали совершенно пустыми. Двалин разделял его страдания – только круглые сироты в этой битве не лишились кого-то из близких – и все же горе Торина, потерявшего почти всю свою семью, не могло сравниться ни с чьим иным. Двалин понимал, что он и сам в какой-то мере причинил Торину боль, принеся ему эту последнюю, самую горькую весть, которую Торин, быть может, больше всего и боялся услышать. Глядя на принца, уставившегося куда-то вдаль, Двалин чувствовал к самому себе отвращение и мысленно проклинал себя за то, что вообще вызывался поговорить с Торином о смерти его брата.
- Мне следовало догадаться, - пробормотал Торин, все так же глядя поверх тысяч мертвых тел. – В какой-то момент я это почувствовал… знаешь, прямо вот здесь…
Он неопределенно мазнул ослабевшей рукой по груди и снова затих.
Они провели так долгое время: Торин ушел в себя, пытаясь то ли представить лицо брата, то ли воскресить в памяти его голос, а Двалин просто стоял рядом, опустив руку на его плечо. Под косыми лучами солнца тени заметно удлинились, а сам плоский солнечный диск висел прямо над горизонтом, пылая, будто золотой.
Наконец, Торин, немного придя в себя, выпрямился и решительно поднял с земли меч и дубовую ветвь.
- Не время предаваться скорби, - произнес он тихим, но твердым голосом. – Иди в лагерь и передай тем, у кого остались силы, чтобы вернулись и помогли раненым. Потом пусть соберут оружие и доспехи. А потом… потом надо решить, что делать с погибшими.
Он посмотрел на Двалина, и тот увидел в его вновь заблестевших глазах ту самую несгибаемую величественную силу древнего рода, которая горела в них, когда Торин во главе войска бросился на орков. Двалин уже знал: этой силы хватит на то, чтобы пережить эту ужасную ночь, хватит, чтобы повести их всех вперед, прочь из этих проклятых земель.
Он коротко кивнул и повернулся было, чтобы идти исполнять приказ, как вдруг его остановил приглушенный голос Торина, негромко позвавший его.
- Двалин? Я рад, что Махал не забрал обоих моих братьев.

***

Двалину и теперь часто снится огонь, обугленные кости и оплавленный металл, и, просыпаясь, он в первое мгновение слышит в воздухе запах дыма. Он помнит, как всю ночь и все утро горели погребальные костры по всей долине, а с неба, точно снег, падал пепел, когда их войско, сломленное столь страшной ценой победы, медленно поднималось в горы, навсегда покидая Азанулбизар. Мертвых было столько, что не хватило бы и года, чтобы высечь для всех каменные усыпальницы, поэтому их тела решено было сжечь. Нелегко было смотреть, как храбрые воины находят вечный покой в варварском огне, а не в холодном камне, но Двалин знал: отныне любой, в чьем роду был Сожженный гном, будет вечно помнить и чтить своего доблестного предка, павшего в долине у Восточных Врат Казад-Дума.
В то скорбное утро Двалин обернулся лишь раз, но и этого было достаточно, чтобы на всю жизнь запомнить опустошенную выжженную долину, освещенную огнями тысяч костров. Где-то там, объятый пламенем, лежал и его отец, к телу которого Балин его так и не подпустил.
Там же лежал и Фрерин, со спокойным лицом и спутанными светлыми волосами – и мечом, вложенным в правую руку. Торин провел полночи рядом с погребальным костром брата, а радом с ним медленно тлел воткнутый в землю факел, который Торин до самого рассвета не решался поднести к поленьям, словно все ждал, что его брат вот-вот откроет глаза. Когда утром Двалин нашел его, то увидел, как Торин стоит на коленях и тихо молится. Двалин тогда не решился потревожить его.
Потом они отправились на запад – безутешные изгнанники, лишившиеся и дома, и короля, и собственных братьев – и долго шли до самых отрогов Эред Луин, где, голодные и измученные, обрели, наконец, долгожданное пристанище.
С тех пор прошло много лет, но с каждым годом только крепче врезаются в память Двалина слова, сказанные Торином давным-давно на затихшем поле битвы.
«Я рад, что Махал не забрал обоих моих братьев».
И потому, куда бы Торин не отправился, Двалин всегда верной тенью следует за ним, и во всем мире для него нет большего счастья, чем вовремя подставить Торину плечо. Он знает, что мудрецом его не назовешь, и на самом деле он может не так уж много – но после каждой переделки, в которую они попадают, Торин промывает ему раны и отчего-то всякий раз смотрит с благодарностью.
Всю свою жизнь они вместе падали, а затем поднимались вновь, не смотря ни на что, и Двалин знает, что до тех пор, пока он в силах будет протянуть Торину руку, чтобы помочь ему подняться, его жизнь будет наполнена смыслом, ради которого не жаль было бы отдать и все золото Эребора.
Двалину этого вполне достаточно, чтобы не бояться падать.

nadad - брат (кхуздул)

@темы: Торин, Двалин, Фанфикшн